Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

— Извольте, я покажу Вашему Высочеству, где цветет фейская груша. Вам не доводилось её видеть?

— Нет…

— Пойдемте. Как раз смеркается — мы успеем до темноты к берегу. Цветы открываются только при лунном свете, а сегодня яркая луна.

Шу улыбалась в ответ, но Дайм чувствовал ее страх и недоверие. Чувствовал, как ускользает и рвется связавшая их на балу нить. Еще чуть — и все, он потеряет ту единственную вероятность.

Послав в Ургаш собственный страх, во всю глотку орущий: «Ни за что! никакой откровенности — кругом враги и предатели!» — Дайм взял в ладони руку Шуалейды и снял первый слой ментальной защиты.

— Дайм? Что ты… — осеклась она и замерла.

Сиреневые глаза удивленно распахнулись, потоки энергии забурлили, потянулись к нему — как любопытные зверьки: обнюхать, потрогать лапкой.

— Пойдем. Не здесь, — он показал глазами на дверь.

Шуалейда согласно кивнула, позволила окутать себя — обоих вместе — новой пеленой защиты и увести прочь.

Всего сотня саженей до Леса Фей показалась Дайму бесконечностью. Он молился Светлой: только бы Рональд не вмешался! Без пелены было непривычно и неуютно, но он не мог скрыть даже неловкости обнажения, чтобы не нарушить связь. И ведь это только начало. Всего лишь первый слой из… скольких? Он не считал, сколько масок носит маркиз Длинные Уши, и сам забыл уже, какой он, настоящий Дайм.

Светлая услышала молитвы — Рональд не увидел их. Лес Фей распахнул объятия дочери Суардисов у самых ступеней: что ему две сотни саженей лужаек и фонтанов? Если позовет кровь Варкуда, Фельта Сейе откроет тропу и посреди каменой площади.

Едва они ступили в тень древних грабов, Шуалейда в растерянности остановилась.

— Что это, Дайм? Где дворец?

— Это Лес Фей. Познакомься — твое наследство.

Деревья, обступившие их со всех сторон, согласно зашумели кронами.

— Но это же легенда?

— Сумрачные шеры тоже легенда, — усмехнулся Дайм. — Не бойся. Ты же чувствуешь, это твое место, твоя сила.

— Моя?

Испуг Шу уступил место любопытству и восторгу: лес менялся на глазах. Среди листьев показались стрекозы — необыкновенно большие, разноцветные, они осыпали все вокруг светящейся пыльцой. Мох на стволах ожил: пятна бирюзового, лазурного и малахитового мерцания перетекали друг в друга, вспыхивая и угасая.

— Твоя. Суардисов.

Дайм подставил ладонь стрекозе, и та зависла над ней. Шу осторожно просунула ладонь поверх его руки. Стрекоза встрепенулась и подернулась туманом. Миг, и вместо насекомого показался человечек со стрекозиными крыльями. Фея засмеялась, стряхнула целое облако пыльцы и исчезла.

Поднеся руку к лицу, Шу вдохнула, лизнула кожу и засмеялась.

— Сладкая! Дайм, она сладкая. Как карамель! Попробуй!

И провела пальцем по его губам.

Дайм едва не вздрогнул от ожидания боли — но вместо раскаленного металла его коснулась всего лишь горячая рука. Может быть, дело в пыльце?..

— Феи… настоящие феи, — шепнула сумрачная и заглянула ему в глаза.

Дайм рассмеялся:

— Ты пьяна. Феи любят пошутить над маленькими девочками.

Шуалейда снова коснулась его губ светящимися от циль пальцами.

— Настоящая фейская груша. — Дайм облизнул губы. — Вот, теперь я тоже пьян!

Лес шелестел и смеялся, пел и вздыхал — среди ветвей словно заблудилась мелодия деревянной флейты, запахло цветами терна. Лес подернулся дымкой… деревья показались вдруг замершими воинами — эльфами, людьми и гномами. Сквозь их строй шли двое: молодой шер с амулетом-единорогом на груди и золотоволосый мальчик. Они о чем-то разговаривали, а мальчик время от времени прикладывал к губам флейту. Воины на их пути роняли оружие, тянули вверх руки-ветви и зацветали терновыми цветами…

Напоследок одарив их лукавой улыбкой, мираж Золотого Дракона растворился в сиянии ночного Фельта Сейе. А там, где он прошел, показалась тропинка — вдоль неё выгибали спинки радуги, на ветвях качались диковинные цветы, в траве сияли фейские домики из ажурных грибов.

— Это был Варкуд Превый!

Дайм кивнул и потянул Шуалейду вслед за миражом. Она вертела головой, трогала лепестки и все пыталась снова подманить фею.

Тропинка вывела их к берегу Свирели — пел вечерний хор лягушек, из-за камня выглядывала русалка. Толстое бревно под ветлой, полощущей ветви в заводи, приглашало в уютный зеленый грот.

Дайм усадил Шу на бревно, стянул перчатки и опустился на колени в траву. Взял узкие ладони в свои. На привычный укол боли он не обратил внимания — то, что будет сейчас, много больнее.

— Посмотри на меня, Шу, — велел он и снял первую пелену защиты, затем вторую…

Маски падали одна за другой: глава Канцелярии, Длинные Уши императора, самоуверенный интриган, обольститель, кукловод… Казалось, вслед за масками падают латы, за ними — одежда, оставляя его нагим и беззащитным, как в миг рождения.

Шу смотрела заворожено, словно Дайм превращался в Дракона. Усиками любопытной кошки потоки сумрачного дара скользили по его сути, изучали и ласкали. Она не умела читать воспоминания, лишь смутные образы и эмоции, но и этого было более чем достаточно. Голова кружилась, хотелось продлить давно забытое ощущение доверия навечно.

С неё тоже падали маски. Не такие изощренные, не настолько приросшие к лицу, но для неполных шестнадцати — слишком много, чтобы поверить в счастливое детство сумрачной принцессы. И там, под масками колдуньи и авантюристки, пряталась такая же одинокая девочка, каким был двенадцать лет назад баронет Дайм Маргрейт.

«Пора», — глубоко внутри, куда не смог бы проникнуть и сам глава Конвента, прозвучал приказ.

— Шу! — позвал он, заглядывая ей в глаза. — Ты знаешь, зачем я приехал в Суард.

Она кивнула и пожала плечами, мол, кто ж этого не знает.

— И ты знаешь, что кое-что для меня изменилось. Погоди. — Он поднял руку. — Да, я люблю тебя, но… шис.

Он тяжело сглотнул. Рассказывать о Печати не то что не хотелось — проще было сдохнуть, чем признаться в том, что он никогда не сможет быть ей мужем и любовником.

— Дайм, я тоже люблю тебя, — улыбнулась Шуалейда и пожала плечами. — Все прочее не так важно.

— Иди сюда.

Пожелав Конвенту провалиться в Ургаш, он поймал её за руки, притянул к себе и коснулся губами её губ. Глоток расплавленного олова ослепил, выбил дыхание — и боль пропала, сменившись… Дайм не успел понять, чем: Шуалейда отшатнулась. Её страх и вина захлестнули его с головой.

— Прости, — шепнула она, пряча взгляд. — Я не знала, что будет так.

Мгновенье Дайм не мог понять, почему она винит себя, но образ умирающих зургов расставил все по местам.

— Ты не темная, любовь моя. Это моя вина, то есть не моя…

Дайм погладил её по голове, зарылся рукой в волосы на затылке и заставил её поднять взгляд. Он хотел продолжить, объяснить, но слова застряли в горле. До темноты в глазах хотелось снова поцеловать её и убедиться: не больно!