Светлана Гольшанская - Музыкальная шкатулка

Скрипач склонился над самым ухом девушки и, почти касаясь ее по-детски нежной кожи, повторил:

— Чего желаешь?

Лана беззвучно пошевелила губами, не в силах произнести сокровенное, но для скрипача этого было достаточно.

— Иди домой, ложись спать, все будет, — ласково сказал музыкант, проводя дрожащей рукой по ее локонам.

Лана повернулась, как безвольная, подвешенная на нитках марионетка и зашагала прочь. Скрипач долго глядел ей вслед, пока тонкая изящная фигурка не скрылась за углом улицы.

Улица совсем обезлюдела, но музыкант продолжал играть все так же самозабвенно. Не хватало лишь одной монеты, и он должен был получить ее сегодня до рассвета любым способом. Другой такой возможности еще долго не представится.

Скрипач почувствовал какое-то шевеление в конце улицы, мысленно уцепился за него, мгновенно меняя ритм и манеру игры. Теперь это была залихватская застольная мелодия, привлекающая именно такой тип людей.

Поздняя ночь не принадлежала безраздельно злым духам Преисподней. Были у нее и другие хозяева: лихой народ из грязных подворотен и темных оврагов на больших дорогах. Ночью не было нужды таиться в спасительной тени — та была повсюду. Разбойники и попрошайки, нищие и убогие, как ночные мотыльки, выныривали из узких переулков и глухих подвалов. Одна из них, оборвашка с огромным пузом, тяжело ступая отекшими ногами по брусчатой мостовой, заинтересованно приблизилась к музыканту. Уверившись, что простофиля ничего не видит, она запустила руку в соломенную шляпу. Но не успела она набрать пригоршню монет, как тысячи ледяных иголок впились ей в кожу. Воровка отшатнулась и подняла глаза. Музыкант насмешливо глядел на нее, крепко вцепившись ей в руку.

— Не хорошо красть у слепых, — сказал он, растягивая каждое слово, чтобы оно болью отдавалось внутри головы глупой женщины.

— Пусти! — истошно завизжала она. — Я позову Одноглазого Князя!

— Он тебе не поможет, — снисходительно ответил скрипач. — Если, конечно, он не князь самой Преисподней.

Осознав, в какую беду она попала, женщина взмолилась:

— Пусти, а? На сносях я. Ребенок не сегодня-завтра родиться должен. Его хоть пожалей.

— Чтобы ты утопила его в речке за городом, как утопила троих до него? — скептично заметил музыкант. — Чего ты на самом деле желаешь?

Воровка испуганно сглотнула. Слова вырвались сами против ее воли:

— Хочу, чтобы он не рождался.

И, пораженная, замолчала.

— Не рождался, не был, не существовал, — музыкант чеканил каждое слово. Казалось, он наслаждался звуком собственного голоса не меньше, чем музыкой волшебной скрипки. — А ведь это похоже на милосердие. Избавить невинное создание от нужды созерцать убожество этого мира, ничтожность собственной матери и переживать ужас насильственной смерти…

Скрипач вдруг скорчил гримасу.

— Ты мне не нравишься. Какой толк соблазнять того, в ком не осталось и капли добродетели? Лучше я исполню его желание.

Женщина непонимающе уставилась на него.

— Знаешь, чего желает нерожденное дитя? Появиться на свет… каким бы жестоким этот свет не был. Лишь тот, у кого жизни нет, знает ее истинную цену. Скоро ты тоже ее узнаешь.

Свободная рука скрипача легла на чумазое лицо оборванки. Та успела лишь приоткрыть рот в беззвучном крике. Плоть ее покрылась язвами, почернела и прахом развеялась в холодном предрассветном воздухе. На руках у скрипача остался новорожденный младенец с огненным хохолком на голове. Ребенок спал и сладко улыбался во сне, не ведая о свершившемся только что злодействе. Скрипач бережно укутал его в одело, появившееся будто бы из ниоткуда, и подошел к церкви. С нижней ступени он поднял пыльную монету, а на ее место положил ребенка.

Вернувшись к своей шляпе, скрипач собрал деньги, спрятал скрипку в футляр, хлопнул в ладоши и громко объявил:

— Что ж, партии розданы, актеры назначены. Самое время начать представление!

Тяжелая органная музыка переполняла просторную церковную залу настолько, что она казалась тесной. Хор высоких мальчишечьих голос вступал в поединок с музыкой за право услаждать слух прихожан. Ни одна из сторон не желала проигрывать, но, обессилев, непримиримые противники находили компромисс, сливаясь в одно целое и, наконец, наступала гармония. Но такие моменты были редки и приходились, как правило, на конец мессы.

Голова Ланы была повернута в сторону от хора. Взгляд ее потерянно блуждал по триптиху «Страшный суд», замирая на изображениях падших ангелов. Мысли тоже путались, перескакивали с одного на другое, рассеивались так, что девушка не могла уцепиться ни за одну из них. Вдруг на ее плечо легла рука. Лана вздрогнула от неожиданности и обернулась. Рядом стоял снисходительно улыбающийся священник. Только в этот миг девушка осознала, что месса закончилась, и прихожане начали расходиться, оставляя небольшие пожертвования у входа.

— Простите, святой отец, я задумалась, — поспешно извинилась Лана, смиренно целуя руку священника.

— Вам не за что извиняться, дитя мое, — ласково ответил он, но тут его перебил тощий мальчишка-хорист с босяцким именем Люк.

— Госпожа Лана, я так рад, что вы все-таки пришли… Правда, было здорово? — спросил он нетерпеливо.

— Правда, Люк, — усмехаясь, ответила девушка. — Гляди, я кое-что тебе принесла.

— Подарок? — глаза Люка удивленно расширились.

Лана протянула ему небольшой сверток, внутри которого находилась скрипка, сработанная лучшим мастером в городе. Тут же забыв обо всем на свете, мальчик начал увлеченно исследовать дорогой подарок.

— Какой чистый звук! — восхищенно восклицал он, наигрывая простенькие мелодии. — Удивительно!

Меж тем Лана снова повернулась к священнику.

— Это пожертвования для бедных, — тихо сказала она, протягивая ему пухлый кошель с деньгами.

— Вы как всегда слишком щедры, дитя мое.

— Но святой отец, разве можно быть слишком щедрым? — возразила девушка. — Ведь каждый христианин должен заботиться о ближних… Но не будем об этом. Я хотела узнать, говорили ли вы со священником из Неаполя? Он сможет устроить Люка в консерваторию?

— Думаю, да. У мальчика абсолютный слух. При должном старании его обязательно примут, особенно с таким покровителем, как вы, дитя мое.

Девушка просияла.

— Госпожа Лана, вот послушайте, — снова перебил священника хорист.

Мальчик глубоко вздохнул и закрыл глаза. Смычок легко заскользил по струнам. Лана неожиданно побледнела.

— Что это за мелодия? — испуганно спросила она.

Хорист недоуменно пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, где-то на улице услышал. Она показалась мне красивой, вот я ее и запомнил. Вам не нравится?