Патрик Ротфусс - Имя ветра

Он передал лютню мне. Смотреть в ней было особенно не на что: текстура дерева неровная, лак грубый и поцарапанный. Лады, сделанные из жил, отчаянно нуждались в замене, но это меня мало трогало, поскольку обычно я играл без ладов. Корпус был из розового дерева, так что звук наверняка ужасно тихий. Но с другой стороны, розовое дерево лучше себя ведет в заполненном баре, прорезая гул праздной беседы. Я постучал пальцем по корпусу, и он ответил резонансным гулом: плотным, но не слишком приятным. Я начал настраивать лютню, как бы извиняясь, что так долго держу ее.

— Возможно, я смогу снизить до трех с половиной, — сказал человек за прилавком.

Мои уши насторожились, когда я услышал в его голосе кое-что новое: отчаяние. До меня дошло, что некрасивая потрепанная лютня может не особенно хорошо продаваться в городе, кишащем дворянами и процветающими музыкантами. Я покачал головой.

— Струны старые, — сказал я. На самом деле они были в порядке, но я понадеялся, что хозяин в этом не разбирается.

— Это да, — признал он, убедив меня в своем невежестве. — Но струны дешевы.

— Наверно, — с сомнением сказал я.

Следуя внезапно родившемуся коварному плану, я настроил все струны чуть-чуть не в лад с другими, взял аккорд и прислушался к мерзкому звуку. Потом смерил гриф лютни кислым задумчивым взглядом.

— Кажется, гриф повело. — Минорный аккорд прозвучал еще более неприятно. — Вам не кажется, что плохо звучит? — Я ударил по струнам сильнее.

— Три и два? — с надеждой спросил он.

— Это не для меня, — сказал я, словно поправляя его, — а для маленького брата. Проклятый зануда не оставит меня в покое.

Я снова провел по струнам и поморщился.

— Я, может, и не очень люблю мелкого поганца, но не настолько жесток, чтобы покупать ему лютню с кривым грифом. — Я сделал многозначительную паузу. Не дождавшись ответа, я подсказал ломбардщику: — Не за три и два.

— Три ровно? — с надеждой спросил он.

С виду я держал лютню небрежно и беспечно, но в глубине души стискивал ее побелевшими от жадности костяшками пальцев. Не могу надеяться, что вы это поймете. Когда чандрианы убили мою труппу, они разрушили единственную семью и дом, какие я когда-либо знал. Но еще хуже в каком-то смысле было, когда лютню моего отца разбили в Тарбеане. Я словно потерял часть тела, глаз, жизненно важный орган. Без музыки я скитался по Тарбеану несколько лет, полуживой, как покалеченный ветеран или шаркун.

— Послушайте, — прямо сказал я ломбардщику. — У меня для вас есть два и два. — Я вытащил кошелек. — Вы можете взять их, или эта уродина будет еще десять лет собирать пыль на верхней полке.

Я встретился с ним глазами, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не показать, насколько я жажду этой лютни: я был готов на все, чтобы получить ее. Я бы плясал голый по снегу. Хватал бы его за ноги, дрожащий и безумный, обещая ему все, все…

Я отсчитал два таланта и две йоты на прилавок между нами — почти все деньги, которые скопил на плату за обучение в этой четверти. Каждая монетка тяжело звякала, когда я выкладывал ее на прилавок.

Он долго смотрел на меня, прикидывая. Я звякнул еще одной йотой и подождал. И еще подождал. Когда он наконец протянул руку за деньгами, его осунувшееся лицо стало именно таким, какие я привык видеть у ломбардщиков.

Деви открыла дверь и улыбнулась.

— Ну, честно говоря, я не думала, что увижу тебя снова. Заходи. — Она задвинула засов за моей спиной и прошла к своему столу. — Однако не могу сказать, что разочарована. — Оглянувшись через плечо, она сверкнула озорной улыбкой. — Я надеялась завязать с тобой дела. — Она села. — Итак, два таланта?

— Четыре на самом деле будет лучше, — сказал я.

Как раз столько, чтобы оплатить обучение и койку в гнездах. Я мог спать на улице, под дождем и ветром, но моя лютня заслуживала лучшего.

— Чудесно, — сказала она, доставая бутылочку и булавку.

Кончики моих пальцев были нужны мне целыми, так что я уколол тыльную сторону ладони и позволил трем каплям медленно скатиться и упасть в маленькую коричневую бутылочку. Я передал ее Деви.

— Булавку тоже туда бросай.

Я сделал это.

Деви смазала пробку каким-то прозрачным веществом и вогнала ее в горлышко бутылки.

— Хитрый клей от твоих приятелей за рекой, — объяснила она. — Теперь я не могу открыть бутылку, не разбив ее. Когда ты выплачиваешь долг, ты получаешь ее обратно целой и невредимой и можешь спать спокойно, зная, что я ничего не припрятала для себя.

— Если только у тебя нет растворителя, — заметил я.

Деви бросила на меня язвительный взгляд.

— А ты не силен в доверии. — Она пошарила в ящике, вытащила немного воска для запечатывания и начала разогревать его над настольной лампой. — Вряд ли у тебя есть печатка, кольцо или еще что-нибудь в этом роде? — спросила она, залив воском пробку.

— Если бы у меня были драгоценности, меня бы здесь не было, — честно сказал я и прижал к воску большой палец. Он оставил вполне узнаваемый отпечаток. — Думаю, этого достаточно.

Деви нацарапала алмазным резцом на дне бутылочки номер, затем вытащила листок бумаги. С минуту она писала, потом помахала бумажкой, ожидая, пока чернила высохнут.

— Можешь отнести это любому ростовщику на любой стороне реки, — жизнерадостно сказала она, передавая бумажку мне. — Одно удовольствие иметь с тобой дело. Чувствуй себя как дома.

Я направлялся в Университет с деньгами в кошельке и умиротворяющей тяжестью лютни, висящей на плече. Она была старая, некрасивая и много стоила мне — денег, крови и части разума.

Я любил ее как дитя, как дыхание, как собственную правую руку.

В начале моей второй четверти Килвин дал мне разрешение изучать сигалдри. Это заставило удивленно приподняться несколько бровей, но не в артной, где я показал себя усердным работником и прилежным студентом.

Сигалдри — это, проще говоря, набор инструментов для направления и распределения сил. Как симпатия, только твердая.

Например, если пометить один кирпич руной «уле», а другой — руной «доч», две руны заставят кирпичи приклеиться друг к другу, словно они связаны цементным раствором.

Но все не так просто. В действительности происходит вот что: две руны рвут кирпич пополам с силой, равной силе притяжения. Чтобы предотвратить это, следует добавить руну «ару» на каждый кирпич. «Ару» — руна глины, и она заставляет два кусочка глины слиться, решая вашу проблему.

Если не считать того, что «ару» и «доч» не сочетаются. Они создают неправильную конфигурацию. Чтобы они подошли друг к другу, надо добавить еще две связующие руны: «геа» и «тех» на второй кирпич. Тогда кирпичи притянутся друг к другу, не ломаясь.