Сергей Волков - Затворник

Князь проехал через дорогу в толпе на ровное место, стены и ворота умолкли. Крики тоже утихли, и превратились в монотонный приглушенный гул. Князь спешился, отстегнул и передал отроку плащ. Коня взял под уздцы Вихрь. Дружинники позади них выстроились в цепь так же, как посольская стража. Тем же временем посол не без труда выбрался из седла и спустился по ступеням переносного крылечка, которое шустрые рабы вынесли и приставили к коню, когда появился князь, и так же мгновенно убрали прочь, едва большой человек оказался на земле. Другие рабы расстелили посреди дороги четырехугольный драгоценный ковер. В двух его углах сели, поджав ноги, двое слуг в синих узорчатых халатах - безусый парень лет шестнадцати с запечатанной стопой для свитков, и старик, седой и морщинистый, но двигавшийся что в седле, что на ногах с нестарческой твердостью. Оба сняли колпаки, и положили перед собой. Сам великий посол вошел почти на середину ковра, сел так же, подобрав ноги.

Мудрый прошел ему на встречу, и встал на ковре в паре шагов от толстяка. Он бегло оглядел посла, свиту и стражу. Тьо нигде не было.

- Приветствую посла Великого Кагана, да благословит его небо! - громко проговорил князь. Жужжание в толпе почти утихло.

Посол только приподнял в ответ правую руку, приложил ее к сердцу и тут же опустил.

- Как здоровье моего брата, твоего славного повелителя? Сопутствует ли ему счастье в его великих делах? - спросил князь. Посол призадрал кверху голову, воздел на миг руки к небу, показывая что Небо благосклонно к Ыласы, что оно послало кагану крепкое здоровье и удачу во всех делах, и снова опустился в прежнее положение.

- Говори слово Великого Кагана! - сказал Мудрый.

Юноша в углу ловко распечатал свиток, и стал читать на неведомом никому в Каяло-Брежицке языке, письменность которого ыкан принесли из дальних восходных земель. Сразу же, громко и внятно выговаривая ратайские слова, заговорил старик-переводчик:

- Великий Каган Ыласы, да пошлет ему небо сто пятьдесят счастливых лет, владыка в Великой Степи над людьми, животными, землей и водой, и всем кроме неба над Великой Степью, гроза всех своих врагов, ласкатель подданных, хранитель священных законов, справедливый судья, покоритель земель на сто дней пути, усмиритель бунтов и податель всяческой милости, кланяется светлому и славному князю Мудрому, правителю Каяло-Брежицка и всех соседних с этим процветающим городом стран! Желает ему здоровья и удачи во всех делах, земле его спокойствия и процветания, а народу - счастья и благополучия, и шлет ему свое слово!

Великий князь, светлый и мудрый! Вечное Небо и все светила положили нам стать соседями, и велят быть добрыми друзьями и братьями. Почитать друг друга, жить в совете и мире, и по первому зову выступать на врагов: тебе на моих, а мне - на твоих (жужжание в толпе усилилось: быть в мире с Диким Полем - это хорошо. Это значит, спокойная торговля, и никаких набегов, даст небо! Другие сомневались - степняки всегда лукавят, на одном боку у ыканского купца кошелек, а на другом - аркан!) И Небо положило нам иметь одного врага! О мудрый и светлый князь! Шлю тебе слово, что иду на нашего общего недруга! Ибо Стреженск с его князем - враг и моему, и твоему народу! Иди же со мной, и свои мечи присоедини к моим, чтобы разделить славу и радость победы! Говорю тебе, ибо как добрый сосед, желаю чтобы ты был рука к руке со мной в час неизбежной гибели всех врагов! Ибо нет на свете царства, способного устоять против моего могущества! И да не прольется кровь меж нашими народами! И пусть мой меч будет в твоей руке, а мой - в твоей!

Народ загудел. Многие возмущались наглости каганского предложения, кто-то говорил, что Стреженск - действительно враг миротворову уделу, и помощь ыкан - верный способ отложиться от великого князя, как с помощью короля отложилось Захребетье. Для многих за цветастой речью каганского послания вообще скрылось сущность того, что в нем говорилось, и те продолжали твердить, что мир и дружба со Степью - это хорошо...

Мудрый поднял правую руку.

- Тихо всем!!! - громогласно приказал Вихрь.

Опустив десницу к левому боку, князь вытащил из ножен меч, и высоко поднял его, показывая на все стороны притихшему народу. Посол, не вставая с корточек, протянул вперед руки с раскрытыми ладонями. Многотысячная толпа почти замерла. Шепот пробегал изредка...

Мудрый нагнулся над послом, и держа меч обеими руками - правой рукоять а левой острие, подал оружие ыканцу. Пальцы, толстые как огурцы, сжали клинок... Слышно стало, как ветер шевелит знамена.

Одним движением, хоть и не очень резко, князь вытянул меч из рук посла, и снова поднял, показывая всем окровавленный клинок. "Кровь! Кровь! Светлый князь пролил ыкунскую кровь!" - раздался крик, и передаваясь от человека к человеку, все нарастал, нарастал...

Мудрому подвели коня. Он влетел в седло и поскакал вдоль толпы, все так же держа над головой меч с вражеской кровью. Заиграли трубы на стенах, но их и не слышно было за всеобщим ревом:

- За светлого князя!!! За Каяло-Брежицк!!! За Ратайскую Землю!!! Слава! Слава! Слава!!!

- Светлый князь! Твое слово, час - в стремя встать, час - в поле выходить! - кричали бояре, размахивая обнаженными мечами.

- К оружию! За светлого князя, за Струг-Миротворов, к оружию!!!

- Слав-а-а-а-а-а!!!

Большой посол все сидел на ковре, как сидел. К нему подбежали из свиты двое рабов. Один подал господину полотенце, о которые тот вытер кровь с рук, другой стал перевязывать раны...

Окровавленное полотенце раб сложил стопкой, и бегом отнес всадникам посольства. Из них несколько, развернувшись, сорвались с места и помчались наметом к табору. Не минуло и минуты, как из табора устремились в поле три гонца.

Пять дней и ночей летели по степи вестники, сменяя коней. На шестое утро, одолев почти сорок обычных дней пути, они домчались до ставки Великого Кагана. Встретив их, стража дала знать особенному чиновнику, и тот мигом доскакав до заставы, принял у гонцов их ношу, и через минуту уже взбегал по дощатым покрытым ковром ступенькам, на холм к юрте повелителя. Миновав три кольца воинов в черных шапках, со звездами на черных щитах, он у входа в юрту предстал перед сидящим на подстилке одним из ближних советников Ыласы. Тот принял у него полотенце, развернул, взглянул на кровавые пятна, и молча кивнув слуге головой, вошел внутрь и опустил за собой полог...

2.2 ВОЛНА ОТКАТИЛА ОТ БЕРЕГА.

- Прежде, чем нахлынуть на берег, волна откатывается назад. Так же и табунщики, прежде чем прийти с войной, бегут в глубины Дикого Поля - Так сказал как-то раз Мудрому один старый боярин, в былое время - ближний дружинник князя Храбра.

Точнее нельзя было сказать. Перед большим нашествием степь будто вымирала. Кочевники угоняли прочь стада, увозили в телегах жен, детей и стариков. Ыканское селение - одни костры, да кибитки вокруг костров. Никаких тебе стен, ни башен с бойницами, ни валов и котлов с варом. Защиты от ответного набега им не было никакой, а ждать его приходилось всегда. Если войско кочевников терпело поражение, то враг бросался преследовать бегущих, если побеждало - враг прятался за стенами своих городов, и всегда был готов ударить в спину. Далекие предки ратаев сами пришли когда-то из Великой Степи, и поле не было им совсем чужим и неведомым. А в Миротворовом Уделе, даже сделавшись оседлыми, ратаи сохранили и веками оттачивали умение вести степную войну. Дружины из Каяло-Брежицка, Каили или Порга-Полуденного выходили в поход без шатров и телег, трех-четырехконно, и преодолевая от рассвета до заката по шесть и по семь пеших переходов, стремительно углублялись в степь, легко в ней настигали и громили неповоротливые колесные города. Доходили до верховьев Черока у Синего Моря, переправлялись за далекий Беркиш. Горе было кочевьям, не успевшим заранее убраться с их дороги подальше!