Анатолий Бочаров - Легенда о Вращающемся Замке

Миновав еще нескольких кварталов и спустившись в неприметный переулок, Остромир привел их к трехэтажному, добротному на вид дому. Поднявшись на резное крыльцо, седовласый воин четырежды постучал кулаком в украшенную замысловатой резьбой деревянную дверь. Открыли ему примерно через полминуты — на пороге появился высокий, широкоплечий мужчина в расшитом золотыми нитями красном кафтане и с проседью в некогда густых темно-русых волосах. Увидев Остромира, он на секунду замер, будто в нерешительности, а потом сделал шаг вперед и сжал его плечи в крепком объятии.

— Ну здравствуй, старый мерзавец, — сказал мужчина в красном кафтане, от души улыбаясь. Он говорил по-венетски, но Гледерик, благодаря полученному от отца образованию, неплохо понимал этот язык. Ларвальд Брейсвер надеялся, что сын со временем продолжит его дела, и обучил его большинству наречий Срединных земель.

— Где тебя черти носили? — спросил Остромира его знакомец. — Выходит, врали, что ты умотал на эринландскую войну, чтоб отдать свои кости воронам на поживу?

— Умирать я в ближайшем столетии не собираюсь, хоть и знаю, многие были бы довольны, — наемник чуть виновато развел руками. — В Эринланд я в самом деле уезжал, но как видишь, вернулся живой и здоровый. Ни руки мои, ни ноги, ни тем более голова воронам не достались. Первым делом я решил заглянуть к тебе, раз уж оказался в этих местах.

— Вижу, что ты живой и здоровый, — нахмурился хозяин дома, вдруг меняясь в лице. — Только, прости мне мою подозрительность, и месяца не прошло, как я услышал, что твой отряд подался в Таэрверн. Ты вдруг одумался и завернул с полдороги? Или я чего-то не понимаю? Решающее сражение, как я слышал, должно было состояться хорошо если на этой неделе. Если ты был у Грейдана, то ни за что не успел бы обернуться сюда так быстро. Какое колдовство тебя сюда привело?

— Может статься, меня привело и впрямь колдовство, — не стал отпираться Остромир. — Все немного сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Потому я и пришел сюда, а не в какую-нибудь гостиницу, где меня увидят и начнут толковать о моем внезапном возвращении с войны. Я не все могу тебе рассказать, и не на все вопросы могу ответить. Однако если ты пустишь меня и моих друзей сегодня на ночлег, а завтра забудешь о том, что мы вообще появлялись — буду тебе благодарен. За мной не пропадет, ты знаешь.

— Это я знаю. И боевых товарищей с порога не гоню. Только напомни мне пожалуйста, друг, как звали ту белокурую девицу из либурнской деревни, семь лет назад? Я про дочь мельника. Ты же ее не забыл, конечно? Она подарила тебе ожерелье из чистого жемчуга на дорогу.

— Не забыл, конечно. Я хорошо припоминаю, что дочь того мельника звали Ровена, и еще что волосы у нее были не белокурыми, а чернее вороньего крыла. Сновид, это действительно я, — сказал Остромир спокойно. — Не наведенный чарами морок. Не демон с подменным лицом.

— Прости меня, — повинился хозяин дома. — Но твое внезапное появление выглядит странным. Дни нынче недобрые, и ты первый сказал о колдовстве. — Он отступил в сторону, освобождая дорогу. — Заходите и пользуйтесь моим гостеприимством. Рад встретить.

Внутри дом оказался просторным и богато обставленным. По стенам висели картины, пол покрывали ковры восточной работы, с нанесенными на них замысловатыми узорами. Бронзовые и гипсовые статуэтки украшали угловые столики, а в шкафу в главном зале столпились тремя тесными рядами книги, выставив напоказ нарядные корешки. Гледерик с трудом подавил в себе порыв рассмотреть эти книги с близкого расстояния, а еще лучше того взять в руки и как следует полистать. Все же, это было бы, наверно, чуточку невежливо. Вдруг, увидев подобное обращение со своими вещами, хозяин рассердится и выгонит нежданных гостей, оказавшихся настолько нахальными, обратно на двор? Болтаться и дальше по улице в поисках пристанища и ночлега решительно не хотелось.

Слуги проводили путников в пристроенную к дому купальню, где те вымылись, с удовольствием откатив себя горячей водой, а затем сменили запылившееся дорожное платье на чистую домашнюю одежду немного непривычного покроя. Надев пахнущую полевыми травами светлую рубаху с расшитым золотыми нитями воротом, а затем застегнув поверх нее зеленый с пышными рукавами кафтан, Дэрри почувствовал себя в чуть меньшей степени оборванцем. Хотя до чужеземного принца ему было все равно еще далеко. Юноша обернул вокруг кафтана украшенный серебряной пряжкой пояс, а затем, внимательно глядя на себя в зеркало, расчесался. Вся одежда была несколько непривычного покроя, но сидела вполне пристойно.

Оружие, как на ходу объяснил Гледерику здешний этикет Остромир, к столу с собой брать не полагалось, поэтому меч и коллекцию метательных ножей пришлось передать на хранение исполнявшему обязанности дворецкого слуге. Владелец особняка ожидал гостей в парадной зале, где уже накрыт был горячей едою обеденный стол.

— Ну, представь мне своих друзей, а то впервые вижу этих молодых людей, — сказал друг Остромира, широко улыбаясь. Хотя годы уже начали брать над этим могучим человеком свое, выглядел он по-прежнему крепким и сильным, и наверняка был хорошим бойцом. Гледерику он чем-то напомнил его старого учителя фехтования — такого же удалившегося на покой пожилого вояку. Разве что жил тот вояка куда более небогато.

— Эти вот ребята, — указал Остромир на Гленана и Дэрри, — заслуживают всяческого уважения, говорю сразу. Представляю твоему вниманию владетельного графа Гленана Кэбри, служащего оруженосцем при королевском кузене, герцоге Фэринтайне, и сэра Гледерика Брейсвера, посвященного в рыцарское звание все тем же герцогом Фэринтайном. Гленан, Дэрри, это мой добрый друг, Сновид, сын Станимира. В прошлом вольный солдат, ныне — уважаемый в Ильмерграде коннозаводчик.

Гленан плавно шагнул вперед и отвесил безупречно учтивый придворный поклон.

— Мое почтение, милостивый государь, — сказал он на хорошем венетском, с лишь едва различимым акцентом. Дэрри уже успел усвоить, что на разных чужедальних языках отпрыск графов Кэбри шпарит куда лучше его самого, и даже на куртуазном тарагонском или высоком паданском изъясняется, словно на родном. Поэтому сам Дэрри предпочел ограничиться одним лишь поклоном и не демонстрировать своего в высшей степени неуклюжего произношения. Ему не хотелось запутаться в венетской манере по сложным правилам менять окончания слов и почти произвольным образом строить предложения, и тем самым показаться неотесанным чужеземцем.

— И вам почтение, господа, — сказал Сновид радушно, уважительно кланяясь в ответ. — Я знал графа Джерома Кэбри, — сказал он, обращаясь к Гленану на бытовавшем в Эринланде гаэльском наречии. — Не слышал, что его больше нет в живых, но приношу вам в таком случае соболезнования в связи с постигшей вас утратой. Это был достойный человек. Настоящей старой закалки.