Джульет Маккенна - Игра воровки. Клятва воина [ Авторский сборник]

Гуиналь тихо проскандировала сложные слова Высшего Искусства. Ее мягкие интонации отозвались эхом в разных местах огромной пещеры, когда адепты приступили к длительному процессу укладывания колонистов на замороженный отдых. Эсквайр снова посмотрел на детей, лежавших теперь неподвижно, но не в расслаблении сна, а одеревенелых в тисках заклинания. Они совсем не дышали, румянец исчез с их лиц, и они стали восковыми.

Темар задрожал, неожиданно вспомнив свой детский ужас. Это было в то утро, когда он наконец собрался с духом и вернулся в игровую комнату. В течение нескольких страшных дней он бродил по дому, растерянный и одинокий, неспособный понять, как это его отца, братьев и сестер – всех забрали от него. Открыв дверь, он увидел перед собой пустые, раскрашенные лица кукол, молчаливых, неподвижных, которых никогда больше не оживят счастливые руки и яркое воображение.

– Я не могу…

Темар поперхнулся на словах, но, подняв голову, поймал колючий взгляд Авилы, бережно укладывавшей неподвижную мать троих детей. Предупреждение и презрение, соединенные в этом взгляде, задели его за живое. Темар протянул руку и помог Гуиналь встать.

– Кто следующий?

Теперь дело пошло быстрее, чем он мог себе представить. Д'Алсеннен стоял, обводя взглядом огромную пещеру, и в последнем сумеречном свете дня видел ряды неподвижных тел, теряющихся в тенях. Они лежали прямые, сжав руки на груди, – нет, не как трупы, – они спали, взяв передышку от ужаса, что обрушился на них; они временно пребывали в Ином мире милостью Аримелин, дабы потом очнуться и снова жить.

– Мне будут сниться сны? – обернулся он к Гуиналь. Девушка убрала руки со лба Авилы, застывшей в тисках Высшего Искусства. Пожилая женщина сжимала в пальцах богато украшенную булавку для плаща. Она последней из адептов ушла в сон, но они все под конец были изнурены своими усилиями.

– Что? – Гуиналь подняла на Темара затуманенные глаза.

– Ничего. – Эсквайр привлек к себе девушку и почувствовал, что она дрожит от усталости. – Ты уверена, что справишься? Может, отдохнешь, прежде чем продолжить?

Ему самому безумно хотелось отсрочить это сонное погребение под толщей земли.

Гуиналь дышала с трудом, и голубая жилка трепетала у нее на шее.

– Думаю, нам лучше поспешить, – с запинкой ответила девушка. – Что-то мешает Высшему Искусству, все идет вкривь и вкось. Я не знаю, сколько еще смогу удерживать заклинание, прежде чем должна буду ему подчиниться, иначе все оно расплетется.

– Она знает, что делает, Темар. Ты последний, так что не противься.

Д'Алсеннен оглянулся на подошедшего сзади Вахила. Он был мрачный, усталый, в старой кожаной куртке для изматывающего путешествия через пещеры. Идущие с ним люди, образовавшие маленький отряд, укладывали в кожаные котомки различные вещицы, которые хранили теперь в себе спящие умы колонистов.

– На чем будешь фокусироваться? – уже более твердо спросила Гуиналь.

Темар отстегнул меч.

– На нем. – Он посмотрел на клинок, на гравировку, до отказа вогнал меч в ножны и сжал рукоять, чтобы подавить дрожь в руках.

– Тогда ложись.

Гуиналь встала на колени рядом с приготовленной для него кучей плащей. Стиснув зубы, эсквайр подчинился, но все же вздрогнул от прикосновения ледяных рук девушки к своему лбу.

– Скоро увидимся, Темар. – Голос Вахила приплыл, казалось, откуда-то издалека в ту минуту, когда коварные усики сна начали обвиваться вокруг бодрствующего ума Темара.

– Не противься этому, дорогой мой, – услышал он шепот Гуиналь.

Звучание ее слов было искаженным, и в тот же миг всякое ощущение камней, на которых он лежал, исчезло в вихре головокружительного падения, стремительного вращения. Дыхание его участилось, паника обжигала горло, онемение захватывало ноги, грудь, руки, голову, удушая и сковывая.

Я умирал. Я задыхался. Тяжелая железная рука сдавливала мою грудь. Ослепший, я тщетно боролся за последний вдох, но мой слух еще как-то цеплялся за жизнь, и я попытался разобрать слова, эхом звенящие над моей головой.

– Да втолкни же в него воздух, Отрик, Сэдрин тебя побери! Зар, согрей ему кровь, пока мы его совсем не потеряли.

Давление немного ослабло, голова перестала кружиться, и я ощутил на лбу чью-то потную дрожащую руку. Я хотел сбросить ее, но не смог пошевелиться. Ни голова, ни руки, ни ноги не слушались, и любое усилие растворялось в путанице ощущений. Я попробовал выругаться, но даже не смог застонать. Однако я мог по крайней мере слышать – стало быть, еще не умер.

– Планир, думаю, мы нашли, позволь мне…

Набор бессмысленных слов, произнесенных другим голосом, который я смутно отметил как незнакомый, зазвучал в моей голове, разгоняя неясные кошмары, что пытались кромсать мой рассудок. Стоило мне только осознать это – и я ухитрился шевельнуть рукой, непослушной, как у новорожденного младенца. Изнеможение охватило меня, и я без противодействия уплыл в радушные объятия ступора.

– Нет! Не отпускайте его, не отпускайте!

Какой-то мерзавец воткнул что-то острое мне в руку. В знак протеста я едва слышно застонал, желая только одного: пусть они все уйдут, чтобы я мог спать, спать и спать…

– Дыши, Райшед, дыши, демон тебя раздери!

Теперь эта свинья хлопала меня по лицу, и я с усилием приоткрыл глаза, чтобы посмотреть в расплывчатое лицо, состоящее из каких-то странных движущихся углов. Но постепенно углы соединились в полное лицо человека средних лет, с короткими каштановыми волосами и темными глазами, слишком близко посаженными над острым носом. Блеск серебра на его руке возбудил на какой-то миг мое любопытство, однако опознавание его требовало большой натуги, и я снова закрыл глаза.

– Райшед!

Этот голос мне знаком. Я узнал его, и это отвлекло меня от соблазнительной дремоты. Кто она такая, сонно подумал я. Она явно расстроена. Это меня немного расшевелило. Кем бы она ни была, она расстроилась из-за меня. Что я сделал не так?

– Очнись, Райшед, вернись к нам.

Первый голос становился заметно раздраженным, поэтому я снова открыл глаза, и еще одно лицо медленно обретало резкость: волосы – цвета осени, глаза – цвета летних листьев. Это владелица знакомого голоса, решил я почему-то. Я закашлялся и сразу задышал легче, и мои мозги стали медленно собираться воедино.

– Ливак?

Теперь я вспомнил ее имя и попытался заговорить, но мой ум казался отделенным от моего голоса. Вторая попытка увенчалась слабым писком, но я был вознагражден: пожатие моей оцепенелой руки вызвало приятное ощущение, хоть мне при этом чудилось, будто я в трех парах зимних перчаток.

– Райшед, ты с нами?

Опять первый голос. После небольшого усилия я определил его – Планир, Верховный маг, тот самый ублюдок, который втравил меня в эти неприятности. Волна горячего гнева, хлынувшая за этой мыслью, должно быть, вновь пробудила мой разум, и через мгновение я вспомнил, кто я и где нахожусь.