Анна Дашевская - Принцы только такое всегда говорят... (СИ)

В конце концов, силы оставили меня, и я упала. Говорят, замерзать не больно, это все равно, что заснуть. Ну, вот и я замерзну тут, рядом с замороженным Джоном.

Мне на лицо упала горсть снега, я встряхнула головой и открыла глаза.

Огромный сугроб, стоявший рядом с ледяным кубом, смотрел на меня... с интересом. Не знаю, как это объяснить - у него не было глаз, вообще не было лица, чтобы как-то выражать эмоции, и тем не менее я чувствовала взгляд, и взгляд был заинтересованным и незлым. А потом в моей голове прогудел низкий, почти на грани инфразвука, голос, и его звучание складывалось в слова:

- Ты хорошо пела. Вкусно. Вкуснее, чем смотреть сны. Споешь нам еще?

Глава 30.

Пела? Я? Вот эта куча снега без глаз, рук и мозга считает, что я хорошо пела? Наверное, это сон, очередной зимний кошмар. Вообще, была бы я правильной невестой принца, должна была бы упасть в обморок, изысканно бледнея. Ну, раз уж это не так, и о моей неправильности мне в глаза и за глаза говорили во дворце неоднократно, я встала на ноги, перехватив поудобнее лыжную палку, и медленно обошла вокруг сугроба.

Ничего антропоморфного в нем не было, совсем. Даже если зажмуриться. Но это существо со мной говорило, значит, и я могу с ним говорить.

- Кто ты? - спросила я, глядя туда, где, как мне показалось, у него были глаза.

- Мне объяснили, что вы, люди, существуете как отдельные единицы, - прогудел он в моей голове. - Я часть единого сознания...

Произнесенное им далее сочетание звуков можно было сравнить с грохотом от падения камня с высокой скалы. Или с громом. Или с рычанием льва в пустой бочке. В общем, все равно я не смогла бы это воспроизвести.

- Единое сознание? То есть, со мной сейчас говорит сразу весь снег, вплоть до Северного полюса?

Мне показалось, что у меня в голове хмыкнули. Нет, вот в то, что у кучи снега есть чувство юмора, я не могу поверить, даже если эта куча высотой до небес.

- Не совсем, - прогудел мой собеседник. - Но снег является частью нас, и мы, конечно, состоим из снега.

- Слушай-ка, - я потерла рукавицей слегка запотевшую ледяную стену, за которой был Джон, - что-то ты очень хорошо говоришь на всеобщем. Может быть, это я брежу?

- Нас научили говорить на языке, который ты именуешь всеобщим. А то, чему нет названия среди известных нам слов, мы читаем в твоем сознании напрямую.

- Научили. Ага. И читаете в моем сознании.

Чем дальше, тем более абсурдным становился диалог. С другой стороны, сидеть на берегу ледяного Гроттафьорда, возле льдины с вмороженным в нее женихом, и разговаривать с сугробом - кажется, к вершине абсурда я уже поднялась, дальше только катиться вниз.

- Ты знаешь, люди существа ограниченные, - сказала я, и для убедительности покивала. - Мне трудно разговаривать с непонятным мне единым сознанием. Поэтому я хотела бы дать тебе имя. Можно?

- Имя? - сугроб был удивлен, если это можно сказать о куче снега.

- Да. Я бы хотела называть тебя Айвен.

- Ну, хорошо... но тогда и у тебя должно быть имя?

- Меня зовут Сандра.

- Сандрррааа, - снежное существо поперекатывало мое имя своим низким голосом и сказало, - Красиво. Вкусно. Почти как песня, только короткая. Ты споешь нам еще?

- Понимаешь, Айвен, - сказала я с максимально возможной убедительностью, - мы ведь совсем разные. Поэтому тебе придется объяснить мне, какие песни тебе нравятся.

Не знаю уж, сколько мы разговаривали, во всяком случае, я успела промерзнуть до печенки, пока более или менее разобралась, в чем тут дело. Ну да, это и в самом деле был один из ледяных великанов, хримтурсов. Как я поняла, великан был, собственно говоря, единственный, и он, по мере необходимости, делил подвластные ему горы снега, выращивая из них одну, пять или сто пять отдельных особей, по-прежнему обладающих единым сознанием. Ну, вроде как муравьи в муравейнике - только те не могут собраться в одного гигантского муравьищу.

Питались они эмоциями. Человеческими, понятное дело, из белых медведей радостей или горестей много не вытянешь. Не знаю, какой из богов так зло подшутил над хримтурсами, и где они в ледяной пустыне между Северным полярным кругом и полюсом находили себе пропитание. Людей здесь было, мягко говоря, немного.

- То есть, когда вы нападали на пограничную заставу, это делалось, чтобы вызвать у солдат страх, гнев или ярость?

- Ты называешь страх, мы называем... - и опять прозвучало что-то мягко перекатывающееся, как горный обвал. - Песни. Вкусно. Еда.

- Скажи мне, Айвен, а кто научил тебя всеобщему языку? - вопрос показался мне важным.

- Приходили люди, другие, не как ты, - равнодушно ответил мой сугроб. - Принесли еду... песни... невкусные, горькие, но много. Научили языку. Сказали, будут приносить еще, каждую луну.

- И что-то попросили взамен?

- Попросили поймать одного человека с заставы и отдать им. Объяснили, что у вас нет единого сознания, и каждый человек - отдельный, сам по себе. Показали, кто им нужен, мы поймали и принесли сюда.

У меня потемнело в глазах. То есть, Джон, вмороженный в ледяную глыбу - это они "поймали и принесли"? Им его заказали? Стоп, Александра, притормози. У ледяных великанов нет понятия морали. А о смерти они тоже не наслышаны?

- Айвен, этот человек, внутри льда - он жив? - я затаила дыхание, ожидая ответа.

- Да, нас просили сохранить ему сознание.

Хорошо, отлично. Теперь остались сущие пустяки - найти что-то, чем я смогу заплатить Айвену за освобождение моего принца, добраться с ним до заставы и вызвать помощь. Ах, да, еще объяснить этой помощи, что с хримтурсами мы теперь будем дружить. В общем, сущие пустяки.

Не возьмусь повторить тот диалог абсурда, который мы вели. Я не дипломат, не ученый, не ксенобиолог - я просто артефактор, пока даже еще не мастер. Но так получилось, что здесь и сейчас оказалась я, и теперь от меня зависит, будут ли жить или погибнут три с небольшим десятка разумных, несущих службу на пограничной заставе за полярным кругом. Три десятка - и еще мой принц.

Многих слов Айвен не знал, не говоря уже о каких-то присущих нашей цивилизации понятиях, которых не могло быть у... Тьма, я даже не знаю, как его обозначить! Существо? Сознание? Снежная равнина?

Но если ему нужны человеческие эмоции, значит, что-то общее у нас есть.

Это потом, когда сюда приедут ученые, специалисты по контактам и прочие дипломаты, они найдут определения, выведут константы и даже, может быть, подпишут протоколы о намерениях. Это потом.

Постепенно мне удалось понять, что же снежный великан назвал "невкусными горькими песнями". Пожалуй, я его понимаю, меня плохо сделалось от картинки, которую он транслировал мне в мозг. Изображение было искажено, в глазах этой сущности мы выглядим довольно странно, но, как бы ни были изломаны человекообразные фигурки на фоне снега, я очень хорошо разглядела, каким именно способом те самые "другие люди" добывали для хримтурсов эмоции.