Сара Маас - Двор Шипов и Роз

Я обсасывала зубцы вилки, смакуя остатки жира на металле. Язык скользнул по кривым зубцам — вилки были частью захудалого набора, который отец успел спасти из людской, пока кредиторы разграбляли наше поместье. Набор не шёл ни в какое сравнение с нашими приборами и посудой, но это лучше, чем есть руками. Приборы из приданого матери проданы уже давно.

Моя мать. Властная и холодная с детьми, радостная и ослепительная среди пэров, часто бывавших в нашем бывшем поместье, до безумства влюблённая в моего отца — единственного человека, которого она по-настоящему любила и уважала. Но она так же обожала удачные партии — настолько, что у неё не было времени, чтобы заняться со мной хоть чем-нибудь, она размышляла только над тем, как мои многообещающие способности в набросках и красках могут обеспечить мне выгодного будущего мужа. Если бы она прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как рушится наше состояние, она была бы разбита этим — даже больше, чем отец. Возможно, её смерть — это милосердие для неё.

В любом случае, нам остаётся больше еды.

В этом доме от неё ничего не осталось, кроме железной кровати. И клятвы, что я дала.

Каждый раз, когда я смотрю на горизонт и понимаю, что мне нужно идти, идти и никогда не оглядываться назад, я слышу клятву, произнесённую одиннадцать лет назад перед умирающей матерью. «Оставайтесь вместе, и присматривай за ними». Я согласилась, слишком юная, чтобы спросить, почему она просила об этом меня, а не моих старших сестёр или отца. Но я поклялась ей, и она умерла, а в нашем ничтожном человеческом мире — защищённым лишь данным пять веков назад обещанием Высших Фэ — в нашем мире забытых богов обещание было законом; обещание было валютой; обещание было оковами.

Бывали времена, когда я ненавидела её за эту клятву. Может быть, она бредила в лихорадке и сама не знала, что требовала. Или, возможно, грядущая смерть открыла ей глаза на истинную натуру её детей и мужа.

Я отложила вилку в сторону и, вытянув под столом ноющие ноги, смотрела на танцующее по брёвнам пламя в нашем скудном очаге.

Я повернулась к сёстрам. Нэста, как обычно, жаловалась на жителей деревни: у них нет никаких манер, у них нет социальных навыков, они понятия не имеют, насколько низкопробны ткани их одежд, хотя они делают вид, что эти дрянные ткани так же хороши как шёлк и шифон. С тех пор, как мы потеряли наше состояние, их бывшие друзья упорно игнорировали их, поэтому мои сёстры выставляли напоказ своё отношение к молодым крестьянам города, как ко второсортному кругу общения.

Я отхлебнула горячей воды из чашки — в эти дни мы не могли позволить себе даже чай. Нэста продолжала рассказывать Элейн свою историю.

— Ну, я и сказала ему «Если вы думаете, что можете просить меня об этом так пренебрежительно, сэр, я откажусь». И знаешь, что сказал Томас? — она сцепила руки на столе и широко распахнула глаза. Элейн покачала головой.

— Томас Мандри? — перебила я. — Второй сын лесоруба?

Серо-голубые глаза Нэсты сузились.

— Да, — ответила она и снова повернулась к Элейн.

— Что он хотел? — я посмотрела на отца.

Никакой реакции — ни тревоги, ни какого-либо признака, что он хотя бы слушает. Его забрал туман воспоминаний и он потерялся в нём, он мягко улыбался своей любимой Элейн — единственной из нас, кому удаётся хоть как-то говорить с ним.

— Он хочет жениться на ней, — мечтательно сказала Элейн.

Я моргнула.

Нэста склонила голову набок. Прежде я видела как хищники используют это движение. Временами я думала, что её беспощадная жестокость могла бы помочь нам выжить — даже процветать — не будь она так поглощена мыслями об утраченном статусе.

— Какие-то проблемы, Фейра ?

Она выплюнула моё имя, как оскорбление. Я до боли стиснула зубы.

Отец поёрзал на стуле и моргнул. Я знала — глупо реагировать на её колкости, но я ответила:

— Ты не можешь нарубить дров для нас, но ты собираешься замуж за сына лесоруба?

Нэста выпрямилась.

— Я думала всё, что ты хочешь, это выставить нас из дома — выдать замуж меня и Элейн, чтобы у тебя хватало времени на твои расчудесные шедевры.

Она глумилась над рядами наперстянок, которые я нарисовала по кромке стола — оттенки слишком тёмные и слишком синие, без белых крапинок внутри бутонов, но я обходилась тем, что есть. Меня убивало отсутствие белой краски и то, что я создала нечто настолько несовершенное и стойкое.

Я тонула в желании прикрыть рисунок руками. Возможно, завтра я полностью соскребу его со стола.

— Поверь мне, — сказала я ей. — В день, когда ты захочешь выйти замуж за кого-то достойного, я приду в его дом и вручу тебя ему в руки. Но ты не выйдешь замуж за Томаса.

Нэста изящно раздула ноздри.

— Ты ничего не можешь поделать. Сегодня днём Клэр Беддор сказала мне, что теперь Томас сделает мне предложение в любой день. И тогда мне больше никогда не придётся есть эти помои.

Затем она добавила с лёгкой улыбкой:

— По крайней мере, мне не нужно будет искать утешений на сеновале с Айзеком Хейлом, как животное.

Отец смущённо кашлянул, глядя на свою кровать у очага. Он никогда не выступал против Нэсты — из-за страха или вины и, видимо, он не собирался начинать сейчас, даже при том, что об Айзеке он слышал впервые.

Глядя на Нэсту, я положила ладони на стол. Руки Элейн были рядом и она убрала их, будто частички грязи и крови из-под моих ногтей могли перескочить на её фарфоровую кожу.

— Едва ли семья Томаса в лучшем положении, чем мы, — я говорила, стараясь не зарычать. — Ты будешь всего лишь ещё одним ртом, который нужно прокормить. Если Томас этого не знает, то его семья должна.

Но Томас знал — раньше мы сталкивались в лесу. Я видела отчаянный голодный блеск в его глазах, когда он заметил, как я охочусь за парой кроликов. Я никогда не убивала человека, но в тот день нож на боку ощущался грузом. С тех пор я держусь подальше от него.

— Мы не сможем обеспечить приданое, — я продолжила и, хотя мой тон был твёрдым, голос затих. — Ни для одной из вас.

Если Нэста хочет уйти — пожалуйста. Прекрасно. Я буду на один шаг ближе к славному, мирному будущему, к тихому дому, пище в достатке и ко времени на рисование. Но у нас ничего нет — абсолютно ничего, что может побудить любого поклонника забрать сестёр с моих плеч.

— Мы любим друг друга, — заявила Нэста. Элейн кивнула в знак согласия.

Я едва не расхохоталась — когда они забыли мечты об аристократах и начали строить глазки крестьянам?

— Любовь не прокормит голодный желудок, — возразила я, сохраняя твёрдость во взгляде.

Нэста подскочила на месте так, будто я ударила её.

— Ты просто завидуешь. Я слышала, говорят — Айзек собирается жениться на какой-то девушке из деревни Гринфилд из-за привлекательного приданого.