Ксения Никнова - Я и мой король. Шаг за горизонт

— А вы считаете, что Раэл Танн способен выполнять любые прихоти владельца, даже снимать с невест охранные заклинания? — невинным голосом осведомилась я.

Легенда о всемогущем перстне, дававшем во время войны владельцу самые невероятные способности, была официальной, призванной объяснять непосвященным, откуда у короля магический дар, которым он отродясь не владел. Исцеляющее прикосновение королевского перстня широко известно. Господин Тиан на провокацию не поддался.

— Байки о могущественных артефактах хороши для народных масс, но не для лекаря, который своими глазами видел, как его величество заживлял порванные связки и мышцы на ноге своего друга. Великим лекарем его не назовешь, но как травматолог он неплох. А по косвенным признакам — и помимо медицины сведущ в магии. Но вы можете быть спокойны, никто из близко общавшихся с королем во время войны никогда не озвучит своих догадок.

В общем, много интересного каждый раз приносил визит моего лекаря.

Дэн тоже удивил. Проснулась я глубокой ночью от шелеста бумаги. Дэн сидел в кресле с карандашом в руках и придирчиво сравнивал меня с изображением на листе.

— Ты тут давно? А что же не разбудил?

— Господин Тиан сказал, что ты недомогаешь, и намекнул, что целебный сон нарушать нельзя. Но я не мог отказать себе в удовольствии хоть просто посмотреть на тебя.

— Слушай, он все знает! И про наши встречи, и о твоих способностях. Еще он говорил… — Я не закончила, потому что Дэн уже целовал меня.

— У меня над столом висит календарь, и я с особым удовольствием вычеркиваю в нем каждый прошедший день. Во время медового месяца мы наверстаем ушедшее время сполна. Никто нам не помешает, клянусь! Как я этого жду, не представляешь.

— Очень даже представляю. Сама жду не меньше.

— Как ты себя чувствуешь? А то бы я тебе кое-что показал.

— Да в общем неплохо. Показывай.

— Для этого придется встать и совершить одни предосудительный поступок.

— Я готова.

Накинув теплый парчовый халат с меховой оторочкой и погрузив ноги в мягкие домашние туфли, я прошествовала к дальней стене, от которой был отодвинут диван. Дэн открыл дверь, удачно замаскированную под одну из ниш, в изобилии имевшихся в комнате, и мы очутились в смежном помещении, где главенствовала огромная кровать под черным балдахином. Постель была разобрана, но пустовала, а рядом на мягком пуфике спала, свернувшись клубком, большая белая собака. Ярким рыжим пятном выделялся один ее бок. Присмотревшись, я ахнула от ужаса: пятном была Варька. Две остроухие головы повернулись в нашу сторону.

— Ну вот, разбудила, — укорил Дэн. — Так мило спали.

— А он ее не съест? Я-то думаю, где моя Варвара постоянно пропадает!

— Март, ко мне, — скомандовал Дэн, хлопнув себя по бедру. Пес подошел, вопросительно посмотрел на хозяина. — Это твоя хозяйка. Слушаться и защищать будешь как меня.

Теперь внимательный взгляд переместился на мою персону. Процедура знакомства завершилась вилянием хвоста и подачей лапы. Варька, видя такое, нагло отпихнула головой приятеля и попросилась на руки. Мол, не забывайте, кто тут главный.

Семейство в сборе.

После святая святых — королевской спальни мы прошли через гардеробную, чайную и обеденную комнаты, где захватили бутылку вина и вазу с фруктами. Дэн предупредил, что дальше надо соблюдать полную тишину, потому что помещение игровой смыкается с общественной половиной апартаментов, а там проходит турнир на кубок герцога Лисэйта. На цыпочках мы миновали игровую с двумя разграфленными круглыми столами в окружении кресел — за дверью слышались голоса и смех — и через короткий коридор вышли к витой лестнице, ведущей в не менее личное помещение — мастерскую художника.

— Закрой глаза и не подглядывай, — предупредил Дэн у входа.

Внутри пахло краской и было чуть прохладнее, чем снаружи. Мы обогнули несколько препятствий, зацепили что-то легкое и деревянное, но Дэн успел его поймать, и прошли, казалось, до дальнего закоулка. Рука, направлявшая меня, наконец остановилась, зажглись дополнительные свечи, последовало разрешение открыть глаза, и я обнаружила себя стоящей перед большим полотном в золотой раме.

— Вот она — моя «Весна», — тихо выдохнул Дэн, отступая вбок, чтобы одновременно видеть меня и изображение на холсте.

Первое, что приковывало внимание при взгляде на картину, — это лицо: большие доверчивые глаза, нежный румянец щек, чуть приоткрытые в улыбке губы и россыпь веснушек на носу. Тонкая витая прядь, волосинка, зацепившаяся за ресницы. Я и не я. В остальном фантазия художника воспарила в невообразимые выси: золотые волосы оплетены белыми ромашками, обнаженного плеча касается сиреневый вьюнок, коих вокруг несчетно, гибкий стан полускрыт травами и цветами, стройные ноги блестят каплями росы. Любовно прописана каждая травинка, каждая жилка под кожей. Образ дышит молодой бурлящей силой, приостановившейся лишь на мгновение. Рука, поднятая к небу, совершенно случайно привлекла пролетавшую мимо пичугу. Сейчас все придет в движение, и юная Весна побежит навстречу солнцу.

— Маша, ты так многозначительно молчишь. Я уже нервничаю. Все настолько плохо? — отвлек меня от созерцания картины голос.

— Знаешь, я не великий ценитель живописи, но это потрясающе! Ты сильно польстил мне. Я никогда не была такой… красивой и трогательной одновременно.

— Глупышка моя. Ты была еще прекраснее, а это лишь твой образ из моих грез. Тот набросок, что я рисовал с натуры, во время войны сохранить не удалось. Поэтому писал по памяти. Тебе нравится?

— Очень! А другие что говорят?

— Те считаные единицы, что видели, хвалят. Даже предлагали выставить в галерее. Я отказался. Пожалуй, можно будет повесить ее в спальне. Как думаешь?

— Лучше в кабинете.

— Нет, в кабинете много посторонних бывает, а это слишком личное, для души. В другой раз придем сюда днем. При естественном освещении и впечатление меняется.

Ночной этот разговор за бокалом вина в странной мастерской, где царил особый творческий порядок — рамы строго в одном углу, холсты, кисти и краски прибраны, лишь одинокий мольберт да палитра солнечных оттенков выбиваются из общей гармонии, — дал мне понять, как глубоко в свою душу позволил заглянуть мой любимый. По его словам, ни вторая, ни тем более первая его жена не удостоились чести бывать здесь. Кроме горстки ценителей да сестры с мужем, никто при дворе и не знал об этом месте. Здесь было совсем немного картин. Не все даже — кисти самого хозяина.

— Предыдущая студия сгорела со всем содержимым, — объяснил Дэн. — А теперь времени нет.

Что за холст стоит на мольберте, закрытый покрывалом, показывать супруг категорически отказался.