Алана Инош - Слепые души

Она не ожидала, что такая стрижка ей пойдёт, и созналась, что очень боялась подставлять голову под ножницы, но теперь ей даже нравилось, как она выглядела.

«Такая причёска тебя молодит», — сказала я.

И это было действительно так: Ника стала похожа на мальчика. Аккуратно подстриженные и вымытые, её волосы блестели на солнце и выглядели ухоженными. Она всегда была угловатой, как худой мальчик-подросток, зачем-то отрастивший длинные волосы, и сейчас было ясно, что короткая стрижка — именно то, что ей всегда было нужно. С ней она была самой собой.

День мы провели весело: гуляли в парке, выпили пива и даже прокатились на каруселях, много смеялись. Захмелев от пива, Ника дурачилась, висела на турнике, пытаясь подтянуться, но у неё не получалось, и она смеялась над собственной неловкостью. Ей удалось вскарабкаться на брусья и даже повиснуть вниз головой. Я погладила и взъерошила ей макушку, и она засмеялась. Потом она слезла на землю, а я попыталась повторить её упражнение. Когда я висела вниз головой, наблюдая перевёрнутые деревья, перевёрнутая Ника подошла ко мне, взяла моё лицо в свои ладони и крепко чмокнула в губы.

«Ты чего?» — удивилась я.

Она засмеялась и чмокнула снова, ещё крепче.

Потом мы взяли ещё по пиву и сидели на скамейке. Над верхушками деревьев висело неловкое молчание.

Когда мы шли домой, она сказала:

«Наверно, пиво в голову ударило».

…Горьковато-терпкий глоток прохладно пролился мне в горло, на зубах захрустела солёная картофельная пластинка. Край навеса колыхался, то втягиваясь внутрь, то трепеща наружу, а асфальт аллеи уже потемнел и поблёскивал, на нём резче выступила белая разметка. Опустив чёрные щёточки ресниц, Ника порылась в сумочке и достала изящную розовую пачку тонких «дамских» сигарет и обыкновенную дешёвенькую зажигалку. Я приподняла брови.

— Опять куришь?

Она со смущённой усмешкой отвела глаза.

— Да так, купила зачем-то на днях…

В пачке уже не было двух сигарет. Моя подруга вытряхнула ещё одну, нерешительно протянула мне. Я качнула головой:

— Я в завязке. Бесповоротно.

Подумав секунду, Ника зажгла сигарету и слабо затянулась, выпустила маленькую струйку дыма, а потом долго держала сигарету в пальцах. В её бутылке таял у стекла тоненький ободок пены. Я хотела спросить, видела ли её мать эту пачку, но у меня в сумочке проснулся и запищал, моргая экраном, маленький нарушитель моего покоя. Я ещё не видела, что высвечивалось на его дисплее, но уже знала, кому так срочно требовалось услышать меня.

— Извини, — сказала я Нике и вышла из-под навеса.

Предчувствие не обманывало меня: это была Альбина. И чему так обрадовалось моё глупое сердце? Почему оно запрыгало в груди, почему мне стало трудно дышать? Выйдя по влажной траве на асфальт, я нажала кнопку и приложила телефон к уху.

— Да.

— Настенька… Я тебя не побеспокоила? Ты можешь сейчас говорить?

— Да, Аля.

— Здравствуй, солнышко. Прости меня… Прости, я не могу без тебя.

Дождь, как только я вышла из-под навеса, закапал чаще. На голову мне падали холодные капли, куртка на плечах покрылась тёмными пятнышками.

— Я думала, ты всё сказала тогда, Аля… У нас ничего не получится, ведь так?

— Настя! Пожалуйста, не будь жестокой…

— По-моему, это ты сказала жестокие слова, Аля.

— Прости меня! Да, я сказала это, но с собой я ничего не могу поделать. Я не могу без твоих рук, без твоих губ, без твоего голоса, твоего дыхания… Ты мне нужна, как воздух. Пожалуйста, давай встретимся.

Дождь припустил по-настоящему, на асфальте уже не осталось ни одного сухого местечка, а люди вмиг испарились. Там, где ещё пять минут назад бегали дети, теперь было пусто и мокро. Я подняла капюшон и огляделась по сторонам. Парк был пуст.

— Когда? — спросила я.

— Когда скажешь, Настенька. Когда тебе удобно. Но я бы не стала возражать, если бы мы встретились прямо сейчас.

Ника сидела под навесом, таская из пакета чипсы. Её сигарета дымилась в пепельнице.

— Прямо сейчас я не могу, Аля. Я не дома. Я перезвоню тебе, как приду домой.

— Хорошо, малыш. Я жду. Целую тебя…

— Да, Аля. Пока.

Я вернулась под навес и села на своё место. Ника хрустела чипсами, запивая их пивом. Я взяла свою бутылку и тоже приложилась к горлышку, сделав длинный глоток.

— Ника, наверно, я пойду домой. Что-то погода не располагает к прогулкам.

Она вздохнула.

— Ну ладно… Пошли.

— Посидим ещё, — сказала я. — Пиво допьём и пойдём. Может, дождь кончится.

Дождь не кончился, но немного утих. Правда, пока мы шли, он пару раз снова припускал, но потом унимался, переходя в еле заметную морось.

— А кто тебе звонил? — полюбопытствовала Ника. — Если не секрет, конечно.

— Почему тебе это так интересно? — усмехнулась я.

— Ну… После этого звонка ты стала немножко другая. В глазах у тебя что-то такое появилось… Не знаю, как сказать. Колись, кто это был?

Что я могла ответить?

— Ты всё равно не знаешь. Долго объяснять.

Ника нахмурилась.

— Что, познакомилась с кем-то?

— Да, познакомилась, — вздохнула я. — Ещё весной.

Я не сказала Нике, что это был не мужчина. Когда мы подошли к её дому, она пригласила меня зайти, но я отказалась: было уже три часа, а я ещё не приготовила обед. Мы попрощались возле подъезда, и я пошла быстрым шагом домой, в душе надеясь, что не успею промокнуть. Но стоило мне немного отойти от её дома, как дождь опять разошёлся, причём не на шутку. Я спряталась под крышу остановки, а через минуту очень кстати подошёл автобус. Уже через десять минут я была дома, но сразу звонить Альбине не стала. Сняв мокрую куртку и сбросив ботинки, я завертелась, как белка в колесе. Через полчаса суеты на скорую руку был готов куриный суп с вермишелью на бульоне из пакетика, и я со спокойной совестью приняла душ и вымыла голову, а уж только после этого позвонила Альбине.

Дождь не только не ослабел, но даже усилился, и из водосточной трубы в подставленную кем-то белую детскую ванночку хлестал поток воды. К дому свернул знакомый джип — серебристо-серый «Ниссан».

Альбина сидела на заднем сиденье слева, за спиной Рюрика, держа на коленях большой букет белых роз с тугими, почти не распустившимися бутонами.

— Это я, — предупредила я, забираясь на сиденье. — Я на крыльце стояла, поэтому так быстро.

Она улыбнулась.

— Ты не сердишься на меня?

Я вздохнула.

— За что мне на тебя сердиться, Аля? Нет, я не сержусь. Просто мне было… тяжело. Плохо.

— И мне было плохо без тебя, — сказала она и протянула мне розы.

— Опять букетище, — засмеялась я. — Аля, это просто разорительно!

— Не бойся, я от этого не обеднею, — улыбнулась Альбина.

Я прижала букет к себе, касаясь губами прохладных лепестков. Сегодня Альбина была в чёрном кожаном пиджаке, чёрных бриджах и чёрно-серых гольфах, а на ногах у неё блестели чёрные лакированные ботинки. Белым был только шарфик, обёрнутый вокруг шеи и заколотый брошкой-бабочкой. Она была без парика, её голову обтягивал шёлковый чёрный платок. Я накрыла её руку своей, и она, сжав мои пальцы, сказала: