Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— Опять для вас ничего, — вздохнула Юля. — Я уже просмотрела почту. Заходите вечером, может, быть еще привезут.

В тот день Оскар твердо решил обменяться с девушкой телефонами и воплотил задуманное. Юля записала номер в маленький телефончик, похожий на детскую погремушку, и положила в карманчик.

— Хотите, я позвоню на почтамт? Может, ваш пакет среди потерянной корреспонденции. Иногда неточно пишут адрес, а обратный вообще не указывают. Какое-то время они хранятся.

— Лучше я зайду вечером, — ответил Оскар и покинул отделение связи с ощущением неполноценности бытия. «Кончится эта история, — пообещал себе молодой человек, — приглашу ее в театр. А если не пойдет? Тогда помогу с курсовой. Интересно, на каком она факультете? Если библиотекарь — мне ловить нечего. Что толку молодой красавице с такого идиота, как я? Бездарного тупицы и труса!»

Почтовый ящик заставил Оскара отвлечься от посторонних мыслей. Ящик, который, как правило, пустовал. Ящик, в котором не было толку. Он бы просто здесь не висел, если б не продавался вместе с калиткой. Натан Валерьянович не выписывал газет с тех пор, как на старую дачу рухнул авиалайнер. Даже до катастрофы Учитель никогда не выписывал прессу. Он предпочитал покупать газеты в университетском киоске, чтобы иметь возможность здороваться с продавщицей, старой каргой, которая знала его отца и бабку. Из почтового ящика вызывающе торчал рекламный рулон. Оскар готов был поклясться, что час назад, когда он отправлялся на почту, рулона не было. Не было даже следов почтальона на рыхлом снегу. У забора стояла машина Карася. Следы его ботинок проследовали в дом через распахнутые ворота, не отклоняясь от курса, вытоптанного Оскаром за неделю хождений между домом и почтой.

Молодой человек вошел в дом с рулоном под мышкой, спустился в лабораторию и заперся на замок.

— Так вот, Натан Валерьянович… — продолжил Карась. — Вы слушаете меня?

— Да, да, — отозвался Натан.

— …Некто Станислав Гриднев, кандидат медицинских наук, который по возрасту мог быть однокурсником и коллегой Русого, год назад эмигрировал в Соединенные Штаты. С тех пор на территории Российской федерации не появлялся. Но это лишь половина проблемы. Вторая половина заключается в том, что Русый Евгений Федорович никогда не являлся студентом ни одного медицинского института страны.

— Да, — кивнул Натан. — Ничего удивительного.

— Удивительно совершенно другое. Если ваш товарищ действительно общался с Гридневым, официально проживающим за границей, вполне возможно, что в скором времени он сам всплывет среди иммигрантов.

— Нет! — возразил Боровский. — Женя не тот человек. Он бы не стал обманывать нас. Зачем? Какой смысл?

— Возможности вашей лаборатории, Натан Валерьянович! За информацию, которую вы храните в компьютерах, иностранные спецслужбы заплатят хорошие деньги. Накануне он попросился к вам жить под благовидным предлогом. Сочинил историю про зараженные вакцины. В сущности, что вы знали о Евгении Федоровиче? Человек приехал в Москву с Урала зарабатывать деньги…

— Нет, — заявил Натан. — Женя порядочный человек.

— Вы пускали его в лабораторию? Он оставался наедине с вашим информационным архивом?

— Нет! Я даже мысли не допускаю…

— Натан Валерьянович! В вашей ситуации следует допускать любую мысль. Я вам больше скажу: человек по имени Евгений Федорович Русый с указанной вами датой рождения, действительно проживал в Москве, окончил школу, служил в армии, женился, и год спустя погиб во время крымского землетрясения.

— Эта информация меня не смущает.

— Вы не допускаете, что под чужим именем к вам в дом проник шпион?

— Категорически не допускаю. Если даже проник, то это не Женя.

Карась развернул конверт.

— Я взял у вдовы фотографии. Узнаете?

Боровский вгляделся в свадебный портрет.

— Боже мой… — прошептал он, — какой молодой. Совсем мальчик.

— Он? — уточнил Карась.

— Он.

— Я буду вынужден провести эксгумацию.

— Что ж… если надо.

— Вы не допускаете, что этот человек может быть просто похож на настоящего Женю?

— Нет же! Это именно Женя, только совсем юный!

— Допустим, — согласился Карась, — но в отличие, от вас, Натан Валерьянович, я не имею право слепо верить в человеческую порядочность. Я обязан убеждаться и убеждаться…

— Понимаю, — вздохнул Натан. — Только, пожалуйста, если можно, не говорите Оскару, пока не убедитесь наверняка. Я уверен, что это домыслы, но Оскар впечатлительный человек. У него нет родных, он сильно привязался к Жене…

— Что вы, Натан Валерьянович! У каждого человека кто-нибудь есть, но бывают обстоятельства, когда проще жить сиротой.

— Не может быть, — удивился Натан. — Вам что-то известно о родственниках Оскара?

— Мне многое известно, — ответил Карась, складывая в портфель фотографии с документами. — Вы просто недооцениваете возможности моей службы.

— Неужели нашлись родители?

— Натан Валерьянович, если у вашего ученика ранимая психика, вам стоит поберечь и его, и себя. Не всякая информация — благо. Вы, физики, должны понимать это как никто.

— Воистину так, — согласился Натан.

— Подумайте! Сто раз подумайте, прежде чем пускать в дом постороннего. Человеческие поступки не всегда мотивированы благим намерением.

Натан Валерьянович проводил капитана и спустился к двери лаборатории.

— Оскар! — Дверь поехала на петлях. — Поднимись, нам надо поговорить.

Оскар послушно поднялся в столовую вслед за Учителем, сел за стол, с благодарностью приготовился слушать нотацию, но не выдержал и раньше времени улыбнулся.

— Что смешного? — не понял Учитель.

— Как выражается их сиятельство, «вуа-ля», — сказал Оскар и выложил сверток. Журнал раскрылся, из него выкатился завернутый в конверт резонатор. Ни адреса, ни фамилии отправитель оставить не потрудился. — Еще раз, «вуа-ля», — Оскар вытряхнул прибор из конверта и развернул на столе письмо. — Читать?

— Ну, конечно, читай! — воскликнул Боровский, и первым схватил бумагу.

«Оська, мне конец! — было написано нервным Жениным почерком. — Я выиграл «День Галактики» и скоро сойду с ума, если ты не поможешь мне избавиться от него. Не знаю, что со мной будет. Я в Москве. Свободен и здоров, как кабан, но не знаю надолго ли. Здесь нет никого, кроме меня. Пустые дома и улицы, всюду брошенные машины. Я езжу по тротуарам, ночую в чужих квартирах, жру в ресторанах и сам же себя обслуживаю, только не знаю, когда это «счастье» закончится и закончится ли когда-нибудь. Мой мобильник в порядке, но я не могу позвонить. Попробуй, может, у тебя получится. Не могу дозвониться вообще никуда, потому что я здесь один. Один в пустом городе! В пустой стране! В пустом мире! Пожалуйста, если ты есть, пришли мне еще раз свой кристалл. Обещаю, что не потеряю его, а красть здесь некому, — строчкой ниже следовала приписка. — Дорогой Оскар, от всего сердца дарю тебе Глаз Греаля. Надеюсь, что в твоих руках он натворит меньше гадости. С наилучшими пожеланиями. Е. Р.»