Ирина Ванка - Сказки о сотворении мира

— Но ведь он единственный, кто реально играет во французской команде! — возражал Женя. — Нет, он прекрасный спортсмен. Когда-нибудь я буду гордиться, что лично знаком… — На этой оптимистической мысли Оскар закрыл глаза, а когда открыл, вечерние сумерки сменило хмурое утро. — …Когда-нибудь я сниму с него портки и выпорю! — грозил доктор. — Когда-нибудь мое терпение лопнет! — доносилось сквозь приоткрытую дверь. — Как вам удалось вырастить такого поганца? — Оскар оторвал от подушки голову, и голова чуть не треснула пополам. — Объясни мне, Юля! Объясни, чтобы я понял, каким образом у прекрасных родителей мог появиться отпетый засранец? Знаешь, что он сказал? — Оскар сделал над собой усилие и поднялся с кровати. Половица скрипнула под ногой. — Ой… проснулся. Перезвоню! — сказал Женя, заметив пациента. — Не верю! Что хочешь, со мной делай! Не верю, что Эрни — сын милейшей Розалии Львовны. Нет, на Валерьяныча он похож, тут не поспоришь, но кто его мать — большой вопрос. Не сомневаюсь, что твоя Мирослава. Характер у вашего крошки — один к одному от ее сиятельства. Гены пальцем не раздавишь! Надо прояснить вопрос, потому что… извини, конечно, если на святое наехал, но твоя мадмуазель — такая же точно.

— Да, — согласился Оскар, — Мирка такая.

— Я тебя разбудил? Ложись в постель. Будем мерить давление. А самое обидное… — продолжил доктор, доставая из сумки тонометр, — что Юля в курсе твоих сердечных привязанностей. Я не знал. Думал, ты ее бережешь. Такая удивительная девчонка, а ты… Ты спишь уже вторые сутки и не знаешь, что крошка твой отчебучил. Если его сегодня не допустят к игре, я не удивлюсь. А французы без него проиграют.

— Что случилось?

— Он считает, что на кортах опять «зараза пернатая».

— Не может быть.

— И я ему сказал, и Юля сказала. Крошка собрал пресс-конференцию и устроил скандал. Оскар, если б ты слышал, какими словами он поливал организаторов! Это после того, как они бездарно продули пару. В жизни не видел, чтобы так мазали мимо корта. Казалось, я бы чаще попадал, чем наши французы. Даже по статистике… даже с закрытыми глазами, — Женя ненадолго умолк, наблюдая за стрелкой прибора, но давление пациента ему понравилось еще меньше, чем поведение графа на пресс-конференции. — Вот, пожалуйста. Уже ненормальное. Шляешься по иным мирам, не бережешь себя… Вот результат!

— Нигде я не шляюсь.

— Общаешься с нечистью…

— Сами приходят. Они несчастные люди.

— Кто? — не понял Женя.

— Пока я отлеживаюсь, там, поди, очередь собралась. Неужели я спал двое суток?

— Что за люди?

— Кто их знает? Идут и идут.

— Почему к тебе? Почему они не ходят ко мне или к Натану Валерьяновичу?..

— Ты невежливый человек, доктор.

— Я невежливый?

— Невежливый и нечуткий. Не здороваешься с ними, не интересуешься, какое у них давление.

— Мне живых пациентов хватает.

— Не хочешь душевно поговорить…

— О чем?

— Ладно, не говори. Просто выслушай.

— Кого?

— Они могли быть твоими пациентами, если б ты имел сострадание.

— Кто они? Где они? О чем мы вообще говорим?

— Наверняка за калиткой стоят. Не хотят заходить, потому что ты дома.

— Не морочь мне голову, — отмахнулся Женя.

— Там всегда стоит кто-нибудь и, чаще всего, жалуется на здоровье. Я же говорю, больше половины из них — твоя клиентура.

— Все поехали на игру. Сегодня воскресенье. Сегодня никто тренироваться не должен, — доктор убрал тонометр, но червь сомнения уже пролез в его душу. — Там никого, кроме долбанных фотокоров, и быть не может! Все, Оскар! Закрыли тему! Тебе не удастся сбить меня с толку!

— Ходят и ходят. Как по записи на прием.

— Тебе надо, чтобы я вышел из комнаты! — дошло до доктора Русого. — Банку пива под матрасом спрятал? Нет, этот номер не пройдет. Он стар, как вся медицинская практика! — доктор ощупал матрас, но искомая банка появилась сама, словно из рукава фокусника.

— На! — сказал Оскар. — Забирай. Обещаю, что не выпью ни грамма, если спустишься, посмотришь, что там.

Женя подошел к окну, но никого не увидел. Он спустился во двор с намерением раз и навсегда покончить с очередью пришлых персонажей, но вернулся удивительно быстро и выглядел неестественно бледно.

— Действительно, — сказал доктор, — стоят. Тебя спрашивают, со мной говорить не хотят. Я сказал, что ты отдыхаешь. Они расстроились. Молодые, симпатичные ребята. Сказали, их к тебе направил Эккур. Сказали, ты знаешь, как надо жить. Только у тебя есть ответы на все вопросы. Но я им объяснил, что утомленному человеку нужен покой. Я не сказал, что ты начинающий алкоголик.

— Поди, спроси, что им надо.

Женя кинулся вниз и вернулся мрачнее прежнего.

— Ситуация скверная, — объяснил он. — В Митино подселились пришельцы и тиранят местных. Заходят без спроса в квартиры, в которых еще живут, мародерствуют при живых хозяевах. Собирают золото, драгоценности, все уносят с собой. В контакт не вступают, ни «здрасьте», ни «извините, пожалуйста». Очевидное свинство. Ребята говорят, собрали толпу, пошли потолковать, но там сильное вязкое поле… Хотят, чтобы ты подсказал, как жить дальше.

— Как жить? Скажи, пусть двери на замки запирают, а если заберется такая тварь, взять ее за ногу, да и вышвырнуть. Скажи ребятам, что пришельцы не агрессивные, только пищат противно. Пусть одного такого вышвырнут в форточку, чтобы остальные задумались.

— Ребята говорят, пришельцы огромного роста. Каждый метра по два. И не пищат, а гудят, как трансформаторные будки. Что приближаться к ним страшно, током дерутся.

Оскар сел на кровати.

— Это не пришельцы. Это андроиды, творение наших друзей-эзотов.

— Роботы-андроиды? — не поверил Женя. — Они на тарелках между домами летают. Сбили старушке балкон вместе с соленьями и вареньями.

— Как будто, эзоты не умеют летать на тарелках.

— Ничего себе, подпольная наука… Поделились бы с человечеством.

— Ты на чем в Москву прилетел?

— Точно, — согласился доктор. — Так выходит, что? Наши наших бьют?

— Вот что, скажи ребятам… Если гудят, как трансформаторы и током дерутся, пусть плеснут на них воды из ведра. Только резиновые сапоги пусть наденут, чтоб самим не попасть под раздачу.

— Так и сказать?

— Ну а что делать, если золота жалко? Если страшно, пусть соберут свое добро и выложат перед дверью на коврик. Оно им скоро не понадобится.

— Пойду, скажу. А ты померь температуру.

— Поди, — Оскар проводил доктора за порог тревожным взглядом. — Двухметровые… — удивился он. — Просто одурели от безнаказанности.

Доктор вернулся к пациенту такой расстроенный, что даже не взглянул на градусник, и сел у кровати на табурет.

— Там еще одна мадам на прием записалась, — пояснил он. — Не сразу ее заметил. Напрасно ты улыбаешься, потому что она тоже по твою душу. Думаю, эта умная женщина снова сперла Книгу Эккура. Короче, я сказал, что ты болен, но Марина Анатольевна сама вошла в дом и сидит на кухне.