Юлия Фирсанова - Божественная некромантия, или Тайны Океана Миров

— Не пытайтесь остановить меня, прекрасные дамы, мое решение покинуть сию юдоль скорбей твердо!

— И не собирались, — хмыкнула Стэлл, крутанувшись на туфельках в дорожной пыли. — Вешайся!

— А собственно, почему ты хочешь свести счеты с жизнью? — вдруг поинтересовалась Элия, сама не зная зачем.

Особенного дела до глупого решения человека ей не было, богиня уже успела усвоить привычку людей весьма бестолково распоряжаться собственной жизнью в тех пределах, которые им отпустил Творец, Силы и боги, однако она привыкла доверять своим порывам и интуиции.

— Моя любовь безответна и безнадежна! Неисчислимые страдания истомили душу, а вчера меня выгнали из замка донны, запретив петь для нее, лишили единственной цели и отрады! Так зачем мне моя бесполезная жизнь? Я не могу посвятить ей ее, значит, я посвящу донне Раминде свою смерть!

— Ага. Ты хочешь ей отомстить, — «уважительно» кивнула принцесса миллион раз сталкивавшаяся с точно такими же дурнями вусмерть влюбленными в нее саму и успевшая жутко возненавидеть дурацкую логику «меня не любят — пойду удавлюсь с горя — пусть она поплачет на моей могиле». — Наверное, этой дамочке будет не слишком приятно, если ей доставят твоей бездыханное тело!

— Может быть, она даже обронит слезинку! — прижимая к груди веревку, с готовностью подхватил паренек, судя по всему, уже прокрутивший сей душещипательный сюжет в своем воспаленном воображении не один раз.

— Ну, скорее уж, твою обоже вырвет от отвращения, — глумливо хихикнула Элия, постукивая пальчиком по губе. — Разве ты не знаешь, что у повешенного опорожняется кишечник и мочевой пузырь? Труп со свернутой шеей, посиневшим лицом, высунутым распухшим языком, воняющий мочой и калом будет пусть и незатейливой, но весьма действенной местью за невнимание.

— Я не подумал, что может выйти так, — опешил самоубийца, руки его разжались и выпустили веревку. Она упала с дерева и сложилась колечками у копыт лошака.

— Может, утопиться? — принялся за перебор предположений парень.

— Утопленники обычно распухшие, липкие и противные! — радостно сообщила принцесса. Рядом с ней в голос захохотала Стэлл, сначала не сообразившая, куда клонит богиня, но теперь от всей души наслаждающаяся диалогом.

— Так что же мне делать? — окончательно растерялся менестрель, вздохнул так, словно душа его была вместилищем всех скорбей мира, потерял равновесие и, отчаянно размахивая руками, рухнул с ветки в траву. Как раз рядом с веревкой и предусмотрительно отошедшим лошаком. Приземление, по всей видимости, особенно мягким не оказалось. Взвыв, паренек подскочил и принялся отчаянно тереть ушибленную пятую точку.

— А умирать куда больнее, — как бы невзначай заметила Элия. — Есть куда более умный, пусть и очень сложный выбор, на который оказываются способны очень не многие, но именно такие люди обретают шанс войти в бессмертие своими творениями. Отправляйся в странствия, сочиняй музыку, стань таким знаменитым, чтобы твоя донна мечтала услышать хоть одну твою песнь, заполучить тебя в свой замок хоть на денек, на час, на минуту. Вот такая цель куда более достойна, чем банальное сведение счетов с жизнью. Ты никому ничего не докажешь, кроме того, что струсил, да и изрядно подпортишь самому себе цепь следующих перерождений!

— Но я люблю ее и не смогу жить в разлуке, — немного заупрямился юнец, уже невольно захваченный небрежно нарисованной перспективой.

— Н-да? — скептически переспросила богиня, подошла ко все еще не отнимавшему ладони от зада бедолаге и приложила палец к его лбу. Постояла несколько секунд нахмурилась, потом поморщилась и выдала диагноз: — Врешь ты все, менестрель. Увлечен ты немного этой Раминдой, а поскольку настоящей любви еще не знал, вот и принял за нее легкий призрак. Покувыркаешься хоть разок на сене с какой-нибудь пастушкой, враз дурь из головы вылетит.

— Как вы можете знать такое, донна? — с сомнением протянул паренек и насупил светлые бровки. — Только потому, что вы немного старше меня и красивы?

— Как раз она-то знает, — прыснула Стэлл и спросила то ли случайно, то ли намеренно перевирая имя возлюбленной донны: — Где замок твоей Ралины, далеко отсюда?

— В четверти дня езды моего скакуна, прямо по дороге, — гордо ответил менестрель.

— Значит, совсем рядом, пешком за час дойдем, — смерив создание, возвышенно поименованное «скакуном», оценивающим взглядом, хохотнула айвар и обратилась к богине: — Думаю, он там, изменщик.

— Дальность и направление совпадают? — уточнила Элия, ласково потрепав лошака по холке. Тот, даром что относился к копытным, едва ли не замурлыкал, выгибая шею, и замахал хвостом.

— Да, — коротко бросила Стэлл.

— Тогда идем искать Ринта, — согласилась принцесса и бросила напоследок незадачливому самоубийце самый веский довод: — Эй, парень, если не хочешь становиться знаменитым, подумай над тем, каково будет твоему «скакуну» без живого хозяина. Вряд ли кто-то другой станет заботиться о нем и баловать. Скорее всего, сдадут на живодерню или заставят таскать тяжеленную телегу с какой-нибудь тухлой репой.

— Ой, — выдохнул менестрель, мешком осел в траву и посмотрел в глаза своему чуть не оставшемуся сиротой животному. Лошак сочувственно вздохнул, понимающе покосился лиловым глазом и ткнулся бархатным носом в щеку хозяина. Недожеванные травинки в зубах укололи шею.

— Прости меня, Дорсинантус! — всхлипнул паренек и, зарывшись в гриву конька, зарыдал, оплакивая свою неудачную любовь и нелегкую судьбину лошака заодно.

По мере того, как слезы орошали шкуру животного, утекало из сердца менестреля казавшееся теперь таким нелепым желание умереть в столь погожий денек, зато проявлялось другое. Скоро паренек уже утер слезы, снял с седла, расчехлил дорожную арфу и принялся подбирать мелодию, бормоча под нос «серый взгляд этих глаз душу видит насквозь… уходи же гроза… так в любви повелось…»

— Этот чудак передумал вешаться и топиться, — хмыкнула Стэлл, попинав пыль носочками алых туфелек.

— Стоит только подкинуть человеку дальнюю трудновыполнимую цель-мечту и ближнюю вполне доступную цель-реальность, как тут же в жизни появляется смысл, — согласилась принцесса уже успевшая переобуться в легкие закрытые дорожные туфельки в дополнение к практичному светло-серому костюму, не стесняющему движений.

— Как ты догадалась насчет лошака? — полюбопытствовала айвар, то паря над дорогой, то нарочито зарываясь в пыль, то прокладывая собственный путь среди травы у обочины.

— Я чувствую все виды любви, не только страсть, — объяснила частицу сути своего профессионального дарования богиня.

— Пожалела этого неудачника? — недоверчиво уточнила женщина.