Альвина Волкова - Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы (СИ)

— Я не злюсь, — щупая пластиковый ворс щетки, — просто не понимаю, над чем ты смеешься. Суккубы не тролли и справиться с ними могли даже те, кто не обладал физической подготовкой, тем более ты сам сказал, что в замке все вы обладали силой.

— Суккубы не тролли, — согласился Лик, — но бороться с существом, которое способно принять облик твоей самой желанной, или желанного во много раз труднее, — он грубо навалился на спинку стула, от чего тот жалобно крякнул, — при этом проиграть суккубу у нас считалось позорнее, чем получить в глаз от тролля.

— Не поняла. Ты же сказал…. Короче, разве для создания облика им не нужна какая‑нибудь вещь?

— Вещь нужна для поддержания облика, чтобы принять его, суккубам достаточно заглянуть в глаза жертве.

— Похоже, мне ему и в глаза смотреть не пришлось, — буркнула я, зацепив взглядом, странную емкость цилиндрической формы, которая идеально вписывалась в формулу: швабра плюс ведро.

— Почему? — хмыкнул Безликий, — Баль смотрел. Только повторить не смог.

Я в ступоре уставилась на Лика. Кого это суккуб повторить не смог? Нашего соседа по этажу? Старосту в университете? Николоса? Натана? Выбирай любого, от каждого у меня сердце в груди замирало. Так кого же Баль не смог воссоздать?

— Удивлена? — почудилось, что за маревом Лик оскалился в довольной улыбке, — А я, как видишь, не очень. Баль жаловался, что облик твоего единственного он мог бы создать и создал бы, но…

— Но.

— Но с характеристиками ты, Рита, намудрила. Баль сказал, что это должен быть некто с волей и силой темного, принципами светлого и с состраданием человека. Никого не напоминает?

— Нет, — мотнула я головой, — Не припоминаю, чтобы встречала такого.

— Нет? Уверена? — ядовито усмехнулся Безликий, — А в зеркало ты давно смотрелась?

Я раздраженно фыркнула, цепляя нужную мне емкость и вытаскивая ее из кучи мусора.

— По ходу, вы двое, мужчину моей мечты пытались слепить, а не желанного. Скажу честно, дело неблагодарное. Я сама не знаю, кого хочу видеть рядом с собой. Иногда кажется — он. Красавец. Умница. Квартира у него, машина, дача, дело. А приглядишься и понимаешь, внешность хорошо, а что с его дурной привычкой красоваться делать, годы‑то идут, а он все как молоденький павлиний хвост распускает. Квартиру он в кредит купил, машину тоже, дача от тетки в наследство досталась, а дело, какое это дело, если от него одни убытки. Да и сам он пустой и неумный.

Во время монолога я использовала магию, чтобы превратить емкость в ведро и наполнить ее мыльной водой, испытывая при этом давно забытое чувство бессильной досады, когда ты честно моешь полы в кабинете, а твой напарник по дежурству, чаще парень, нагло слинял или, как Лик сидит и качается на стуле. Ткнув щетку в ведро, плеснула водой на каменный пол и начала растирать. Руны оттирались с неохотой, как матерные слова, написанные красным маркером на парте. Ничего, не с таким справлялись.

— Я не могу тебе помочь.

— Что? — вздрогнула я.

Углубившись в воспоминания, я замолчала и только сейчас заметила, что стул под Ликом перестал скрипеть, а сам он встал и начал ходить взад вперед, но все как‑то по краю.

— Я не могу войти в пентаграмму, — сказал он и вытянул вперед, укрытую маревом руку. Письмена вспыхнули. По ближайшей к Безликому линии пробежала алая искра, и рука Лика задымилась.

— Лик! — вскрикнула я, и, бросив швабру, подбежала к нему.

— Все в порядке, — успокоил Безликий, отрастив себе новую конечность, — Я лишь сгусток темной силы, поэтому печать при контакте испепеляет меня, а на тебя не действует. Теперь понимаешь?

— Теперь понимаю, — попугаем повторила я, поежившись от осознания того, что человек передо мной не человек вовсе, даже не демон, а живая проекция, почти как Тень.

— Поэтому и уничтожить ее можешь только ты.

— В смысле? Сюда же любой мог прийти, — и скептически изогнув бровь, — И я не уникальная — полы мыть каждый может.

Лик прыснул, он хохотал и корчился от смеха, даже раз — другой всхлипнул, от чего его поведение стало походить на истерику, чем на нормальный смех.

— Лик прекрати. Что смешного я на этот раз сказала? Я серьезно.

— Серьезно? — мужчина, легко подавив нервирующее меня веселье, прислонился к стене, — Рита, ты меня убиваешь. Я хоть и сгусток силы, но скоро лопну от смеха. Ты всерьез думаешь, что вот так запросто можно попасть внутрь дьявольского зеркала, пройти мимо суккубуса, найти связующую печать и уничтожить ее? Рита — Рита, я был о тебе лучшего мнения.

Когда до меня дошел смысл сказанного, я расстроилась.

— Думаю, мне даже полы здесь мыть не надо, — сипло произнесла я, — Все это ложь. Нет никакого замка, нет демона, нет подвала, нет печати. Ты создал все это, чтобы поразвлечься, а может, чтобы поставить меня на место, мол, нашлась, героиня, влезла в чужую сказку еще и великую магичку из себя корчит, с заимствованной‑то магией.

— Только не надо крайностей, — вздохнул Лик, и взмахом руки заставил стул подлететь ближе, чтобы сразу сесть на него, — Ложь это или нет судить, конечно, тебе, но начнем с того, что сама бы ты не справилась. Не спорь. Когда во сне я нашел тебя в усыпальнице снежных королев, я понял, что посещения замка тебе не избежать. Старшая добралась до тебя раньше, чем я успел сообразить и предупредить тебя — это был наведенный сон, и в нем она отметила тебя, а отменить ее вмешательство, чтобы не навредить тебе, я не мог, поэтому оставалось только ждать. Последняя наша встреча была очень кстати. Еще до нее я ввел в тебя печать — разрешение, поэтому даже без меня ты бы легко вошла в зеркало и тем бы уничтожила его. Однако в последнюю встречу я понял, что одну оставлять тебя никак нельзя, не потому, что ты не справишься, нет, ты и сама знаешь, что справилась бы, но мы оба с тобой понимаем, что есть то, что сделать ты не можешь.

Слушая его голос глухой и властный с ноткой собственного превосходства, я чувствовала себя безвольной марионеткой. Хотелось плакать. Накаркала. Я опустила голову, пряча увлажнившиеся глаза. Я так устала. Стул с грохотом упал на пол. Сильные руки заключили меня в крепкие объятья. Безликий бережно прижал мою голову к своей груди.

— Не плачь.

— Я не плачу, — проглотила я спазм, — Мне просто обидно.

Лик пальцами зарылся в мои волосы и вздохнул:

— Тебя до сих пор снятся кошмары.

— О чем ты?

— О тех перевертышах. Они снятся тебе.

Я вздрогнула.

— Отку…?

— Тс — с, это мучает тебя. Не дает покоя, но это то, что ты сделала ради спасения себя и ребенка. Если бы ты пришла сюда одна, смерть Бальфара мучала бы тебя гораздо сильнее.

— Я не…

— Тс — с, — успокаивая и укачивая меня, как ребенка, — Уничтожить зеркало и значило — убить Баля, суккубус был его частью. Живой частью.