Кира Измайлова - Драконьи истории

— Это его невеста? — уточнила Литта, переглянувшись с Фальком. — Можно мне с ней переговорить? Вам-то, я понимаю, сын любым хорош, а вот ей…

— Да, невеста, — подтвердила Йенна, шмыгая носом. — У нее семья погибла, я ее к нам забрала, все равно же они с Виллемом пожениться собирались… Магрит, иди быстрее! Держи трубку!

Литта жестом показала, чтобы Фальк убрал руки.

— Слушаю, — произнес дрожащий девичий голос. — Это правда? Нашелся?

— Да, — ответила Литта. — Только, Магрит, у него половина лица обожжена, он в самолете горел. Хорошо, глаза целы остались.

— Какая разница! — почти выкрикнула та. — Где он, госпожа?

— Погодите, дослушайте, — серьезно произнесла Литта. — Ожог — пустяки. Но Виллем не захотел возвращаться, потому что лишился обеих ног. Он хотел умереть.

В трубке воцарилось молчание. Фальк прикрыл глаза: повторялось то же самое, что было с ним, только еще хуже, и сейчас Магрит произнесет «вот как?» и передаст трубку несостоявшейся свекрови, та-то сына всяко не бросит… Литта взяла его за ремень и притянула поближе, погладила по спине. Все-то она понимала…

— Какая разница, — повторила Магрит. Ее явно душили слезы. — Это же все равно Виллем. Где его искать, госпожа, скажите же!

Литта назвала город и добила контрольным выстрелом:

— Ищите его в городском парке, недалеко от фонтана. Он просит там милостыню. Или спросите любого нищего, вам подскажут, если дадите монетку…

На заднем плане что-то грохнуло, должно быть, Йенна свалилась в обморок.

— Мы вылетаем, — твердо произнесла Магрит, — первым же рейсом. Не знаю, как вас благодарить, госпожа. Йенна его уже оплакала, а я все надеялась, вдруг найдется, бывает же, и память теряют, и в плен попадают…

— Не зря надеялись, — усмехнулась Литта. — Ну, удачи! Может, как-нибудь встретимся.

— Спасибо! — раздалось перед тем, как связь прервалась.

Литта опустила мобильник.

— Зачем ты это сделала? — спросил Фальк, не торопясь подниматься. — Для матери его это радость, пусть и со слезами вперемешку, для Магрит… не знаю, а каково будет ему?

— А каково было тебе? — вопросом на вопрос ответила Литта. — Больно и стыдно, да? И себя самого ты ненавидишь за немочь, и окружающих — кого за жалость к калеке, кого за презрение или даже брезгливое такое отвращение…

— С тобой невозможно разговаривать, — мрачно произнес он. — Ты меня будто насквозь видишь.

— Там и видеть нечего, ты весь как на ладони, — сказала она серьезно. — Вот все это помножь на десять, прибавь попрошайничество, и поймешь, каково будет Виллему. Но если Магрит такова, какой мне показалась, то она с ним справится. Еще и мать поможет. Вставай давай, пойдем…

Шагая по бульвару, Фальк попытался представить, как это Магрит — а Виллем показывал фотографии, милая девушка, пусть не красавица вроде Литты или даже Дины, — найдет в парке своего жениха. И что они скажут друг другу. И…

Он встряхнул головой, подумав, что, если бы Дина тогда приехала к нему в госпиталь, все могло сложиться иначе. Хотя… вряд ли. Одно дело услышать, что человек покалечился, а другое — войти в палату, где бредят в горячке, стонут, кричат несколько раненых, нечем дышать, а воняет так, что слезу вышибает, потому что не хватает санитарок. Попадались самоотверженные родственники, которые и перевязки делали, и уколы, вытаскивали своих близких, пытались помочь остальным, но… таких было слишком мало.

Фальк запомнил одну пожилую женщину: сын ее, как и Виллем, горел, только не в самолете, а в танке, и ему оставалось всего ничего, потому что с такой площадью ожога — на него выплеснулось загоревшееся топливо — не живут. Ему не давали прийти в себя, чтобы не свихнулся от боли, надеялись на чудо, а мать терпеливо меняла повязки, хотя это уже было бесполезно — там не только кожа, а уже и мясо слезало клочьями… Только перед смертью тот очнулся, успел увидеть мать… и все. А она осталась при госпитале, выхаживать тех, у кого еще был шанс. Хотя чаще все же сиживала с теми, у кого шансов не оставалось…

— Ты что загрустил? — спросила Литта.

— Так… Задумался. Может, все-таки не стоило этого делать? Я… — Фальк помолчал, собираясь с мыслями. — Мне паршиво, хотя, конечно, не сравнить с тем, как было раньше. Но у меня хоть есть возможность что-то делать, пусть не в полную силу. Я нарочно пошел в инструкторы, чтобы не потерять себя. — Он помолчал и добавил: — Я хотел уйти самим собой, а не опустившимся ничтожеством. А я бы наверняка спился, останься без неба, я знавал таких… А Виллему даже спиться не на что. Как он еще с ума не сошел!

— Может, он покрепче тебя будет? Может, у него не настолько тонкая душевная организация? — ядовито спросила Литта. — Между прочим, что-то можно делать и руками. И головой. У кого она имеется, конечно.

— Тебе все шутки… — вяло огрызнулся он. — Не сбивай! Я клоню к тому что, может, не стоило делать выбор за него? Он об этом не просил!

— Фальк… — Литта остановилась и повернулась к нему лицом. Тени от каштановых листьев причудливо расцветили ее платье. — Знаешь, иногда лучше что-то сделать и пожалеть, чем не сделать вообще ничего и мучиться потом всю жизнь. Ты бы смог спать спокойно, зная, что твой боевой товарищ просит милостыню в парке? Живет на пособие и то, что удастся выклянчить, и большую часть наверняка отберут профессиональные нищие? И что он замерзнет первой же суровой зимой, потому что сам так решил?

Он промолчал.

— Ты ведь тоже решил, — добавила она, отвернувшись. — Только я перерешила.

— Да уж, с тобой только свяжись, рад не будешь, — буркнул Фальк и украдкой потрогал ее косу. Литта показала ему кулак.

— То есть ты не рад?

— Умирать, во всяком случае, пока расхотел, — искренне ответил он.

— Ну и слава всему сущему, — ответила она. — Вот и наша колымага! Заводи мотор, а я вон туда сбегаю, похоже, там горячими бутербродами торгуют, возьму на дорожку! И водички запить.

Фальк только вздохнул и подумал, что мужу Литты непросто окажется прокормить супругу.

Он занялся автомобилем, который с ходу заводиться отказывался, было у него такое мерзкое обыкновение, поэтому не сразу понял, что Литта возвращается, но не одна.

— Де-евушка, ну давайте познакомимся, — тянул один парень, рослый, широкоплечий, откровенно шпанской наружности.

— Знакомьтесь, — милостиво позволила Литта.

— Я Энц, а это Грит, — галантно представился тот. — Дайте помогу донести…

— Э, нет, это моя еда! — Литта покрепче прижала к себе пакет с бутербродами. — Нечего руки тянуть…

— А вас как зовут?

— Я останусь прекрасной незнакомкой, — с придыханием ответила она и засмеялась.

— А где живет прекрасная незнакомка? — не отставал Энц.

— Да тут поблизости.

— Ну а все же?