Варя Медная - Суженый

Я приготовилась к возражениям и дополнительным условиям, но дракон ответил просто.

— Обещаю.

Настроение сразу улучшилось.

— Вот видите, я не требую от вас никаких дополнительных клятв. Достаточно только вашего слова.

Последние лучи солнца догорели, и опустились сумерки. Наступил вечер.

Дракон молча поднялся и подошёл к краю нашего пятачка. Чиркнул когтем по камню, высекая искру, и поднёс палец с зажженным на конце огоньком к желобу в полу. Пламя вспыхнуло, осветив снизу его лицо, и огненная змея весело понеслась вокруг площадки, пока не проглотила свой хвост. Мы оказались в центре огненного кольца. В лицо подуло жаром, необходимость в пледе отпала, и я позволила ему соскользнуть с плеч.

— Как вы это сделали? — восхитилась я.

Дракон вернулся и устроился на прежнем месте.

— Система сигнальных огней, осталась ещё с былых времен.

Я присмотрелась к пляшущим языкам пламени и различила в них фигурки: лениво машущие крыльями ящеры, рыцари с опущенными забралами, мчащиеся по кругу с копьями наперевес, как на турнире, танцующие феи… Изображения изгибались, менялись, перетекали одно в другое.

На полу развернулся настоящий театр теней.

— Это лучше, чем свечи!

Дракон улыбнулся, и глаза сверкнули отблесками танцующего за моей спиной огня.

— Скажите, вам удалось что‑то выяснить по поводу аллергии? Не нашли упоминаний, как от неё избавиться?

Дракон отодвинулся и после паузы ответил:

— Нет.

— Как жаль… Ну, хотя бы знаем, как приглушить зуд на время завтрашнего ужина.

Лгунья, — шепнула одна из огненных фей, извивающаяся позади Кроверуса, отчего казалось, что она танцует прямо у него на плече. — Ты рада, что он ничего не откопал. — И послала мне воздушный поцелуй.

Я тряхнула головой, и фея превратилась в размахивающего дубиной тролля.

Это называется совесть, Ливи. Тебе просто стыдно за неловкое прощание с Озриэлем.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, я спросила:

— Почему вы против отношений между Данжерозой и Атросом?

Дракон недовольно шевельнулся.

— Откуда ты знаешь про них?

— Ничего такого не видела, не подумайте, — спохватилась я, вспомнив ходящую ходуном палатку на иллюстрации военного лагеря. — Просто случайно услышала, как он рассказывает Хорриблу о своей трогательной платонической любви к драконихе с картины на втором этаже. Несчастной любви, ибо её не поощряет суровый хозяин замка с камнем вместо сердца.

Кроверус хмыкнул.

— Он ей не пара.

Я решила, что ослышалась.

— Что? Призрак не пара полтергейсту?

— Призрак барона из обедневшей дворянской ветви не пара полтергейсту герцогини из славного рода Кроверусов.

— Да вы сноб. А вам не кажется, что они уже достаточно взрослые и мертвые, чтобы самим решать? И чем вы им пригрозили? Замазать картину Данжерозы?

— Изгнать Атроса из замка, если он скомпрометирует её репутацию.

Я не знала, смеяться или сочувствовать бедным влюбленным.

— Откуда в вас это? Обычно подобные предрассудки вколачивают родители, но ваш отец их чужд.

— Ты не так хорошо его знаешь, принцесса, как думаешь. Традиции для мейстера всё.

— И поэтому он женится на обычной профессорше поэтики из Принсфорда?

— Он, что?!

Дракон вскочил, опрокинув кубок. Остатки сидра выплеснулись, впитавшись темной лужицей в плед. С пальцев сорвались искры. Суровое лицо метало молнии, а белые волосы развевались и трепетали. Я невольно подалась назад.

— Я…думала, вы знаете. Он меня даже на свадьбу пригласил….

Кроверус пошатнулся и попятился, пока не оказался в тени колонн. Там он привалился ладонью к одной из них, только глаза горели из темноты. Наконец раздался ровный неживой голос.

— Ты закончила трапезу?

Я поспешно проглотила остатки бутерброда, стряхнула руки и поднялась.

— Да.

— Тогда идём.

Когда мы спустились вниз, я хотела свернуть к обеденной зале, но дракон подтолкнул в сторону лестницы.

— На сегодня всё, принцесса. Возвращайся к себе.

— Но мы ещё не обсудили завтрашнее меню. Вы помните, что у господина Рафа слабый желудок, и потому лучше отказаться от улиток в чесночном соусе, а перед господином Згундусом ни в коем случае нельзя ставить спаржу.

— Доверю выбор блюд тебе. Хоррибл закажет всё, что скажешь.

— Но…

— Спокойной ночи, принцесса.

Он развернулся и скрылся за поворотом.

Я выбрала кружной путь в башню, вернее не стала обращаться к замку сразу и немного побродила по коридорам, размышляя над случившимся. Ясно, почему дракон уязвлен. И его негодование можно понять.

Я бы тоже расстроилась, если бы папа решил жениться повторно и забыл поставить меня в известность. Даже не так. Не посчитал нужным это сделать. О причинах можно только догадываться, но варианты один другого неутешительнее: либо он до такой степени не считается с мнением сына, либо совершенно равнодушен к его чувствам. Может, мейстер собирался сам рассказать, а я своим несдержанным языком всё испортила? Поразмыслив, я отмела эту версию: идеальная возможность представилась вчера, когда он привёз меня в замок. Но пожилой дракон так спешил показать будущей супруге дом, что даже не вышел поздороваться с сыном.

Печальная и подавленная, я ещё немного послонялась в переходах и вернулась в башню.

А ведь всё так здорово шло…

Наступила ночь, и накопленное за сутки тепло быстро покидало землю, поэтому они пристроились поближе к костру. На ужин была форель, которую Уинни щедро обмазала глиной и запекла в углях, съедобные корни и ягоды.

Марсий лежал на спине, закинув одну руку за голову и вытянув вторую. На ней лицом к костру примостилась Уинни и наблюдала за отделяющимися от рыжего цветка искорками. Они поднимались в небо, красиво кружа. Её разморило, и двигаться совсем не хотелось, хотя высохшее платье встало коробом. Щеки горели от жара, и дым запутывался в волосах.

Каратель пристроился по другую сторону костра, ближе к кустам. Вернулся он с мордой, вымазанной чем‑то бурым, и с прилипшим к клюву перышком, явно не его. Довольный вид говорил сам за себя. Прошествовав к Марсию, он гордо положил к его ногам задушенного суриката, с трогательно поджатыми лапками, и, получив свою порцию похвалы, вернулся на место и устроился на ночлег. Хоть грифон и лежал с закрытыми глазами, сложив крылья и пристроив голову на лапы, Уинни нет — нет да поглядывала в его сторону. Всё казалось, что зверь за ними наблюдает из‑под пленок век.

Лежать вот так и ни о чем не думать было очень хорошо.

Ладонь Марсия отбликовывала в неверном свете костра, и Уинни, поудобнее перехватив её, принялась водить пальцем по линиям.

— У тебя красивые руки, тебе кто‑нибудь говорил?