Мелани Джексон - Наваждение

Мехико, 2006

Женщина, которая некогда была Нинон, а сейчас носила имя Серафины Сандовал, ехала в глубь пустыни, изо всех сил стараясь затеряться, прежде чем обрести себя вновь. Ее состояние сейчас напоминало пейзаж вокруг — раскаленный, безжизненный, однообразный. Кроме нее, единственным живым существом в этом пекле был кот. Раньше он звался Элистер, но прежний Элистер остался в прошлом, хотя сам об этом и не подозревал.

В пустыне царила поздняя весна, жизнь текла своим чередом. Ястребы слетались к термальным источникам, резвились луговые собачки, цвели агавы. Все вокруг снова начинало жить. Даже женщина, поскольку у нее был гораздо более мощный стимул, — в отличие от всех этих существ она знала, что умирает. Снова. И кто-то всячески старался приблизить ее конец.

— Бедный котик, — произнесла она по-французски и погладила его, выйдя наконец из глубокого, бездумного транса. Услышав себя, она нахмурилась. Нельзя забывать, что теперь она должна говорить только по-испански. И думать на испанском. Даже когда не чувствует за собой слежку.

— Pobrecito. Но ведь у тебя осталось еще восемь жизней.

Кот пристально глядел на нее с пассажирского сиденья. Его опаленная шерсть, черная, как и волосы хозяйки, под цвет ее обсидиановых глаз, понемногу отрастала. И все же он был еще далек от прежнего прекрасного, исполненного достоинства образа. К тому же химический привкус краски на языке приводил его в бешенство всякий раз, когда он начинал вылизываться. Нинон собственный цвет волос мало заботил, но Дьявол — или, по крайней мере, его сын — следовал за ними по пятам, и им ничего не оставалось, кроме как скрывать то, кем они были на самом деле.

Новая внешность и новая личина должны были на время сбить его с толку, но особо рассчитывать на это не приходилось. После долгих лет, проведенных отчасти на острове, отчасти в Новом Орлеане, уйдя глубоко на дно, в одно прекрасное утро она обнаружила, что лежит в сырой земле, в яме размером с могилу, а мир вокруг горит ярким пламенем. Взрыв. Не будь она тем, чем была, и не будь в пруду воды, ей бы пришел конец. И коту тоже.

— Мя-я-у.

— Нужно еще поработать над твоим произношением. Любой догадается, что ты иностранец. Ты должен научиться скрывать свое презрение, — произнесла она рассеянно, пытаясь придать голосу нотки веселья, но тщетно. Наглотавшись дыма, она еще не успела полностью прийти в себя. К тому же у нее снова начинался кашель. Но взрыв тут был ни при чем.

На кота ее притворная беззаботность не подействовала.

Все пошло вверх дном в новогоднюю ночь, приблизительно в час пополуночи, с наступлением нового и, конечно же, лучшего года, если бы только старый враг не настиг ее и непонятно как не передал гостинец в виде бомбы. Записка не прилагалась либо не уцелела после взрыва, хотя она и без того знала, кто был отправителем. Он гнался за ней уже долгое время — по меньшей мере, двести лет.

Поначалу его атаки были скрытыми, косвенными — они лишь докучали ей, не представляя реальной угрозы. Но после того как его отец, Черный человек, сошел с ума и умер от руки лорда Байрона, Сен-Жермен перешел к более активной форме наступления. Он сейчас наверняка в отчаянии, боится, что его может постигнуть участь отца и придется искать лекарство от безумия, которое было вызвано тем, что большая часть клеток мозга отмерла вследствие получения обязательной дозы электрического тока. Сен-Жермен, также как и она, примется искать помощи у посторонних. Это была гонка, в которой побеждал тот, кто первым заручится чьей-либо поддержкой.

Она крепче сжала руль. Она обычно не придавала особого значения своим столкновениям со смертью, но в этот раз смерть подкралась слишком быстро. Если бы она в тот момент не оказалась на улице, спасая рыбешку, которой среди ночи решил перекусить Элистер, они бы оба погибли. Выпаривание и огонь были верными способами лишить ее жизни. Ее несчастный пруд и без того вскипятили.

Нинон заставила себя думать о настоящем, стараясь очистить и успокоить мысли. Сильных переживаний следовало избегать. Казалось, они срабатывали как приманка, притягивая к ней врага, если тот оказывался поблизости. Прежде удавалось сдерживать свои чувства, но с каждым днем сознание все меньше подчинялось ей. Она не могла рисковать, оставляя за собой ментальный след, по которому он смог бы ее отследить, — тем более сейчас, когда она более-менее точно знала, куда направляется. Она тщательно следила за тем, чтобы не оставить никаких электронных или бумажных зацепок для Сен-Жермена или кого-то еще, кто последует за ней, поэтому не пользовалась ни кредитной карточкой, ни депозитной, ни сотовым телефоном. Но были и другие способы выйти на ее след.

— Извини, понимаю, что это банально, но что поделаешь. Мне нужно выбрать тебе новое имя, согласен? Как насчет Коразон? — спросила она, и лишь потом поняла, что в уме уже так его называла. — Оно довольно милое и станет для тебя отличной маскировкой. Не нужно быть таким щепетильным в вопросах пола.

Кот закрыл глаза. Он не был сентиментален, поэтому ему было глубоко безразлично, как называет его хозяйка, лишь бы она регулярно кормила его и почесывала под подбородком.

Нинон все понимала и не судила строго. Даже будучи ее самым близким другом, кот оставался животным с животным восприятием мира. Он нуждался в крове и пище, а также в физическом проявлении привязанности. Она же не была так проста. Больше не была. Уже долгое время, с момента обретения бессмертия, ее мучил очень непростой вопрос: была ли она лишь разумным животным, которое то и дело озаряли проблески духовности, или одухотворенным созданием, которое послано на землю, чтобы приобрести земной опыт, прежде чем начать новую жизнь? Если верно последнее, то она явно просчиталась, позволив отцу своего врага продлить ей жизнь с помощью прометеева огня. Как же может перейти в следующий мир тот, кто не может умереть в назначенный час?

Не в ее правилах было долго горевать над жизненными неурядицами и посыпать голову пеплом. Она была полностью согласна с Шарлоттой Бронте в том, что сожаления отравляют жизнь, и старалась не испить из этой чаши. Но ненависть, которая не угасла и во втором поколении и будет существовать еще долго — ненависть достаточно сильная, чтобы толкнуть человека на многочисленные убийства и даже причинение вреда коту, — разве это не веский повод на секунду призадуматься и, возможно, еще раз пересмотреть жизненные приоритеты?

Да, но не сейчас.

Нинон вздохнула и поерзала на далеко не роскошном сиденье джипа. Как же ей не хватало «кобры»! Но обожаемая машина вместе с другим домом осталась в Новом Орлеане, куда ей путь заказан из страха быть обнаруженной шпионами Сен-Жермена. Он уже однажды посылал своих миньонов, чтобы те открыли дамбу, и без того разрушенную ужасным ураганом. Тогда он затопил Новый Орлеан при очередной попытке убить ее, а заодно и уничтожить следы своих собственных частых набегов на старые кладбища.