Стас Бородин - Погребальные костры

Все обозримое пространство вокруг нас оказалось завалено трупами и мусором. Кое-где все еще копошились раненные. Некоторые из них поднимали трясущиеся руки, пытаясь привлечь к себе внимание, однако помощи ждать было неоткуда.

В десятке шагов от нас несколько окровавленных варваров в дымящихся одеяниях тщетно пытались приподнять толстенную обугленную балку, придавившую к земле их товарища. Бедолага тихонько скулил, ошарашено глядя на перебитые в коленях ноги.

— Сейчас я им подсоблю! — Файнрир перехватил топор поудобней, и решительным шагом направился к оборванцам.

Увидав приближающегося фирганца, варвары попятились, оглядываясь по сторонам, в поисках брошенного оружия. Файнрир подцепил сапогом покореженный погнутый меч, и резким толчком швырнул его к ногам противников.

— Ну, кто хочет испытать удачу?

Неметы не пожелали принять вызов. Бросив последний взгляд на раненного товарища, они осыпали фирганца градом ругательств и бросились наутек.

— Вот так всегда, — Файнрир сплюнул. — Как рубить головы безоружным, так отбоя нет…

Топор резко опустился, и надрывный хрип раненного тут же оборвался.

Опираясь на обломок копья, я с трудом поднялся на ноги. Голова все еще кружилась, ноги подкашивались, по горлу будто бы прошлись напильником, однако обычной дурноты, сопровождающей использование такого количества манны, не было.

— Поглядите, господин, а наша подружка все еще жива, — фыркнул Файнрир указывая куда-то окровавленным траккара.

Жрица, перемазанная с головы до ног сажей, неуклюже ковыляла между развалин. Все ее тело было сплошь покрыто глубокими кровоточащими порезами, а на месте правой руки торчала уродливая грязная культя.

— Крепкая сучка! — фирганец шмыгнул носом. — Вы только поглядите, сколько стекляшек из нее торчит. Хватит чтобы выложить мозаику для кафедрального собора!

Женщина проковыляла мимо, не удостоив нас даже взглядом. Лицо у нее было какое-то отстраненное, бездумное. Будто бы она была и не человеком вовсе, а бездушной куклой-марионеткой, которой кто-то управляет, дергая за невидимые нити.

— Сейчас я ее успокою, — фирганец осклабился. — В Аннувире, поди, вертел для нее давно стынет!

Ухватив фирганца за рукав кольчуги, я удержал его на месте.

— Нужно найти голову Мордада, — пробормотал я. — Мы с тобой перед ним в долгу. Он заслуживает подобающего погребения…

Файнрир поглядел на меня как на безумца. Сунув траккара подмышку, он кивнул на грязные босые ноги, торчащие из груды обломков.

— Все они заслуживают подобающего погребения. Но никто его не получит.

Сжав древко копья ледяными пальцами, я стиснул зубы. Фирганец был прав. Каждый, погибший на этой войне, был ли он моим другом, или безымянным врагом, заслуживал почестей и своего персонального погребального костра.

Глядя по сторонам, я почему-то не заметил роя зельдов, уносящих души павших воинов в Тин. Не заметил вообще никаких божеств. Похоже, что Драуду как и Орваду, было наплевать на своих почитателей…

Бормоча обрывки молитв, я зажмурился, ожидая хоть какого-нибудь послания, хоть какого-нибудь откровения, однако боги молчали. Лишь треск огня, свист ветра, да отдаленный звон струн, будто бы невидимый менестрель играет на лютне.

— Ты это слышишь? — я повернулся к Файнриру. — Какая-то музыка!

— Должно быть ветряная флейта, — фирганец пожал плечами. — Их теперь модно вывешивать на окнах и балконах.

Перебор серебряных струн становился все громче, мелодия становилась все сложнее, сплетаясь в звенящие кружева настольно прекрасные и совершенные, что у меня даже мурашки побежали по коже.

— Нет, дружище, — прошептал я. — Это не ветер, это какая-то магия!

Не успело последнее слово слететь с моих губ, как воздух между нами и развалинами задрожал, и пошел рябью, словно незримый бархатный занавес.

— Маркус Гримм, — от этих двух слов повеяло холодом, точно из подземного ледника. — Вы не перестаете нас удивлять!

Три исполинские фигуры, в плащах до земли и широкополых войлочных шляпах, появились, словно из ниоткуда. Иней медленно таял на крепких дорожных башмаках и наконечниках тяжелых посохов-копий.

Зонтракийские маги глядели на нас сверху вниз, как на каких-то диковинных букашек. Букашек любопытных, но довольно опасных. Букашек, которых на всякий случай все же стоит раздавить сапогом.

Бехенон, Дамхат и Туатар — сыновья мага Телариса, внуки Отца Великанов. Я знал, что рано или поздно они к нам пожалуют, так что их эффектное появление не произвело на меня особого впечатления.

— Наконец-то! — сказал я, отбрасывая в сторону древко копья. Перед зонтракийцами нельзя было выказывать слабости. — Что-то вы не слишком спешили.

— Мы всегда были поблизости, — из-под полей шляпы послышался смешок. — Наблюдали со стороны.

Манна между мной и магами задрожала, будто бы сминаемая невидимыми пальцами. Зонтракийцы подбирались осторожно, проверяя, как я отреагирую, проверяя, сколько сил у меня осталось.

Я почувствовал горячее дыхание Бехенона. Точно смола, кипящая в котле на медленном огне. Такая чудовищная сила, темная, первобытная, как у самого Отца Великанов!

Дамхат хрустнул пальцами, разминая ладонь. Это он убил Корна, я это чувствовал. Копье в руке мага было напоено смертью. Оно сочилось ядом и жаждой крови. Оно не было живым, как мой Ивинен, просто оно было продолжением руки зонтракийца, частью его души, пропитанной злобой и ненавистью.

У Туатара под потертым плащом притаилась лютня. Это ее я слышал. Какое поразительное мастерство! Какая совершенная иллюзия, сотканная из реальности и магии. Трудно было даже представить, на что еще способны эти ловкие пальцы, скользящие по серебряным струнам!

— Удивительно, — Дамхат опустил копье острием вниз. — Но он стал гораздо сильнее с нашей последней встречи.

Острие копья прочертило в грязи замысловатую загогулину, похожую на литеру из какого-то незнакомого мне алфавита.

— Я больше не вижу в нем слабости, — кивнул Туатар. — Очень интересно!

Ледяной кулак обрушился на меня без предупреждения. Удар был такой силы, что мой щит прогнулся и затрещал, будто бы он был сделан из простого дерева, а не соткан из чистой манны. Вновь зазвенели убаюкивающие струны, и я, чтобы не поддаться наваждению, воткнул два пальца в зияющую на груди рану. Яркая вспышка боли привела меня в чувства не хуже ведра ледяной воды.

— Достаточно сильный, — мастер Бехенон запустил руку в широкий рукав и достал из него лист пергамента, сложенный вчетверо. Лицо у мага было мрачное и жесткое, а кривая ухмылка не предвещала ничего хорошего.

— Что это там? — я сделал вид, что мне совершенно безразлично, что у чародея в руке. — Завещание?