Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

Он протянул руку, чтобы заправить выбившийся завиток за ухо, и от невинного жеста меня отбросило к стене. На лице парня появилась плотоядная улыбочка. Мэл знал, что прикоснись он ко мне, и я не смогу остановиться. Мое хладнокровие напоминало гранату со снятой чекой, зажатую в кулаке. Стоит чуть ослабить пальцы, и взрывом разметет половину спортивного крыла.

— Значит, прогуливаешь? И чем занимаешься?

— Билеты учу, — сказала я с гонором, но оплошала. Под конец фразы голос дрогнул.

— Неужели? — удивился театрально Мэл. — Штудируешь денно и нощно, материал ищешь…

— Ищу, — согласилась я, стараясь, чтобы получилось нагло. С хамами нужно общаться соответственно.

— И спортсмен верит, как ни странно. Врешь и не краснеешь. Как тебе удается?

— Как-то, — пискнула храбро. — И что он рассказал?

— Достаточно, Папена. Нахваливал, восхищался. Но я-то знаю правду о твоих прогулах и хороших оценках.

Значит, Мэл не замедлил домыслить и сделал выводы. Значит, ему не дает покоя месть.

— Хочешь наказать? Чего тянешь? Измучил уже!

— Не хочу.

Я растерялась. Как не хочет? Почему не хочет? Зачем тогда пристальные взгляды и хитроумные стратегии в столовой?

— Мне нужно знать. Почему? — спросил Мэл, приклеиваясь ко мне глазами, и под его взглядом желание сбежать начало таять как лед в тридцатиградусную жару.

Я сообразила, о чем он спрашивал. Почему ему предпочли другого? Почему отвергли? Чем хорош мифический соперник, в отличие от него, Мэла?

Хотя бы тем, что ты носишь фамилию Мелёшин! Ты — сын своего отца, который в любой момент растопчет меня, не задумываясь.

Мэл нахмурил брови:

— Это из-за денег, да? Я дам больше.

Все покупается и продается, — сказал его взгляд. И я тому подтверждение. Новый телефон или хорошая оценка за экзамен — цена гибкой гордости серой крыски.

Меня затрясло.

— Мелёшин, отойди, или я за себя не отвечаю, — процедила, отпихнув его локтем.

— Неужели оскорбил? — сощурился Мэл, не реагируя на тычки. — А телефончик тебя не оскорбляет? Шепни, кто меценат.

— Сама заработала! Снадобья продавала, конспекты разные…

— Врушечка моя, — протянул Мэл, наклонившись, и его близость обволокла сродни наркотическому мареву. — Не сомневаюсь в твоем коммерческом успехе, разве что в другой ипостаси.

«Его» врушечка! — обдав жаром, слова обожгли мои щеки. Будто по шерстке погладили — не удержусь и замурлычу.

Я подалась назад.

— Что хочешь, то и думай. Пусти!

— Боишься?

— Вот еще!

— Хорохоришься, но пропахла страхом.

— Потому что ты угрожаешь!

— И не думал, — с неожиданной мягкостью опроверг Мэл, покачав головой, и я зачарованно уставилась на его губы, впитывая идеальную очерченность линий рта и подбородка.

Черт, где моя ненависть? Срочно её на поверхность!

— Помнишь, после… ну, случая в библиотеке… ты сказал, что не хотел, а я заставила… сделать это, — выдавила, смутившись непонятно почему. — Это правда?

— Нет, — улыбнулся Мэл мимолетно. — Очень хотел. С первого дня, как увидел.

— Не понимаю. Зачем сказал, что не хотел, если хотел? — промямлила я, задыхаясь. Гипотеза о внушении сдулась ветром как хлипкий шалашик. — Потому что такие как я заранее обречены на провал?

— Я этого не говорил.

— В столовой мне послышалось именно так.

— Папена, у тебя удивительная способность изворачивать смысл, как тебе выгодно, — хмыкнул Мелёшин. Это у меня-то?! — Ты услышала, что хотела, хотя я подразумевал другое. Есть те, что годятся для пустого глянца, а есть те, которых хочется… — замолчал он, не договорив.

Получается, кому-то выпала честь красоваться на фасаде его жизни, а кому-то — прятаться в тени? Выходит, Эльза — для парадных променадов, а я подхожу, чтобы жарить котлетки на кухне?

Мэл заметил мое раздражение.

— И про лишние килограммы забудь, — добавил кратко.

И это всё?! Он считает, что для извинения достаточно небрежно брошенной фразы? Хорошо, что вовремя остановился, хотя я почти услышала, как Мэл хотел добавить: «Зато есть за что подержаться».

Обида всколыхнулась с новой силой, и я отвернулась в сторону проема. Там находился очередной спортзал, в котором девчонки играли в командный теннис «двое надвое».

— Не тебе критиковать мою худобу. Не имеешь права. Свою лохудру на весы затаскивай.

— Ревнуешь? — приподнял он бровь.

— Мелёшин, я цивилизованная девушка. Мы с тобой расстались, а после драки кулаками не машут. Так что желаю счастья. С этой или с другой, годящейся для приема и иных глянцевых вещей. Кстати, ты портишь мне жизнь с завидным упорством. Твоя подружка готова проглотить меня целиком.

— Не посмеет, — заверил он, однако не опроверг чин, присвоенный Эльзе.

— А-а… что ты здесь делаешь? — спросила я, неприятно задетая его молчаливым признанием.

— Отрабатываю сама знаешь что, — хмыкнул Мэл. — Улучшаю внешний вид спортзалов. Зараз перевыполняю три нормы.

И как я могла вообразить, что в эти дни парень горбатился без продыху в оранжереях, рыхля и пропалывая? Его изнеженные ручки привыкли держать руль, а не тяпку и лопату.

Счет сета сравнялся. Теннисистки прыгали, отбивая мячи ракетками, и сопровождали удары яростными вскриками. Мэл оглянулся на игру у сетки:

— Хороши девочки.

Еще бы не хороши: высокие, с сильными и стройными ногами — юбочки плиссе не скрывали достоинства. Как тут не отработать зараз половину долга? Не захочешь, а останешься. Наверняка Мелёшин не вылезает из спортивного крыла и крутится у женских раздевалок. Козел!

Я представила, как через неплотно закрытые двери он разглядывает гимнасток, отправляющихся в душ голышом, и меня подкинуло на месте:

— Вот и зырь на них, а мне надо работать! Ты теперь с Эльзушечкой отираешься по углам. Могу ей рассказать, каким магнитом тебя тянет в спортзал.

— А я как ты, — усмехнулся Мэл. — Одно другому не мешает. Ты же успевала забивать одновременно в двое ворот.

Я собралась сказать, мол, сколько можно переливать из пустого в порожнее, и что Мэл — балбес, но подумала: к чему впустую молоть языком? Все равно нельзя объяснять и оправдываться, а парню недостаточно блеяния вроде: «Это не то, что ты вообразил» или гордого заявления: «Что хочешь, то и думай, но вину за собой не чувствую».

До меня неожиданно дошло, что Мэл не пойдет на попятную. Не нытьем, так катанием он будет добиваться ответа и продолжит изматывать меня всеми возможными способами в институте, на улице, в общежитии.

Это провал. Провал провалов. Как ни крути, а наилучшим выходом станет, если Мэл поверит в существование соперника, созданного в его воображении, и отвернется от меня с отвращением.

— Успевала, — подтвердила я спокойно.

— Вот как? — растерялся Мэл. Он не ожидал признания, приготовившись к новой порции отговорок. — И кто? Не спортсмен, это точно. Хромой? Певун из клуба? Один из Чеманцевых? Или тот, который… с которым…