Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

— Прошу. — Широким жестом Теолини взмахнул над жалкой кучкой белых бумажек.

Мэл стоял за моей спиной, а я боялась обернуться. Наугад схватила листочек из середины и направилась к свободному месту.

Парень тоже выбрал билет и сел за мной, выше через два стола, как того требовали экзаменационные правила, чтобы исключить списывание и сговор учащихся.

Оставит он меня в покое или нет? Кажется, вчера я всё высказала, неужели не втемяшилось? Мне сейчас нужно обмозговать, как поскорее добежать до деканата и не упасть на поворотах, прежде чем погасят ведомость, а сзади сидит Мэл и смущает разум и чувства, доводя их до неконтролируемого состояния.

Сложив прыгающие перед глазами буквы, я прочитала вопросы, на которые следовало что-нибудь промямлить, и сообразила, что мне попался двадцать пятый. Тот самый, который ералашно отложился в голове после вчерашней зубрежки.

Все-таки слабые зачатки знаний лучше, чем совсем ничего, поэтому, схватив листок, я суматошно застрочила, выгребая из памяти сумятицу терминов и определений. Исписала с обеих сторон, да еще на втором накарябала, прежде чем препод пригласил меня к столу.

Коли каша в голове, она же — на бумаге и на языке. Однако говорилось мной много: и по существу, и лишнее, так что Теолини внимал слегка ошарашено и поправлял, если я путалась.

— Что ж, — сказал препод, когда иссякли вопросы и ответы. — Сумбурно и неупорядоченно, но потенциал есть. Я до сих пор нахожусь под впечатлением от вашей исследовательской работы со студентом Мелёшиным. Неплохой ответ для четверки, а вот до «отлично» вы, к сожалению, не дотянули.

Четыре?! Неужели я сдала экзамен, самостоятельно, без протекции декана?! Случаются же чудеса на белом свете, когда их не ждешь.

Возрадовавшись, я чуть не совершила около препода ритуальный танец безумно счастливого человека. Хотя если быть честной, выучился один-единственный билет, который невероятным образом прыгнул ко мне в руки. Спасибо вам, небеса!

В ведомости перо Теолини вывело оценку, и ноги рванули из аудитории вниз, в холл. Ура, ура, ура! Сессия скачет семимильными скачками вперед. Осталось сдать два экзамена: по матмоделированию процессов и по теории снадобий. И до условленной встречи в общежитии еще есть время: более двух часов.

Остановившись у раздевалки, я собралась позвонить Аффе, но, предположив, что она мучается, зарабатывая хорошую оценку, решила не отвлекать.

Поскольку в активе почти заслуженный четвертак, нет нужды просить Стопятнадатого о помощи. Я самостоятельно справилась со своими трудностями! Но декан, не зная о моих достижениях, будет ждать согласно договоренности и беспокоиться, а потом отправится искать меня, начнет расспрашивать. И окажется, что я, эгоистка мелкая, убежала вприпрыжку из института, забыв о нем, заботливом и участливом дяденьке.

Следует поделиться с Генрихом Генриховичем радостью от сданного экзамена, — определилась я с приоритетами. Развернулась — и вот он Мэл, с другой стороны гардеробной стойки. Скорострельно сдал экзамен и, облокотившись, наблюдает за мной. Право слово, как призрак шастает по пятам. Недостаточно ему вчерашних откровений, что ли?

Мэл молча смотрел, будто ждал, что я должна первой сказать что-нибудь.

— А-а… привет, — поздоровалась хрипло.

— Привет, — ответил он.

— Спасибо за работу по удовольствиям. Из-за неё я вытянула экзамен.

— Слышал.

Конечно, он всё слышит. От него ничего не скроешь.

Помолчали.

— Теолини — отличный преподаватель, — сказал Мэл, — но студенты для него — все на одно лицо. Зато он помнит хорошие проекты, и у него отложилось в голове: удовольствия равно Мелёшин плюс Папена.

«М+П». Такие закорючки могли бы появиться на каждой туалетной кабинке.

Чтобы скрыть замешательство, я отвернулась в сторону, смотря, как утекают из института счастливчики, сдавшие экзамены.

— Вчера в столовой я сказал лишнее. Во всех смыслах, — выдал Мэл. — Не хотел, но само вырвалось.

Неужели признал свое хамство?!

Правда, извинение вышло корявым и не таким страстным, как я мечтала, но слова Мэла польстили. Столичный принц явно не привык просить прощения за свои слова и поступки, поэтому, покаявшись, окутался в моих глазах ореолом романтического героя. Но пусть не рассчитывает, что поступлю также благородно, забрав назад свои обвинения.

— Вот, возьми, — протянул он ладонь с монетками.

— Что это?

— Ты же сказала, что с меня тринадцать висоров за обед.

— Я пошутила.

— Если обмолвилась, то бери, — сказал жестче Мэл.

Правильно, за свои слова нужно отвечать. Я неохотно приблизилась, обогнув гардеробную стойку, и остановилась в двух шагах. В чем подвох? Неужели его не проняли слова, сказанные у раздевалок?

— Бери, — тянул ладонь Мэл. Само добродушие.

Я нерешительно сунула лапку за денежками, и он тут же схватил.

— Пусти, — попыталась выдернуть. Бесполезно.

— Для кого юбку нацепила?

Начинается старая песня.

— Для самой себя! — выкрикнула я, озираясь по сторонам и оценивая, много ли свидетелей у новой стычки.

— Для себя… — задумчиво повторил Мэл, потирая мою ладошку, и вдруг потянул к себе.

— Отпусти!

Будто не слыша, он притянул меня на шаг ближе.

— Значит, для себя, — то ли спросил, то ли заключил, продолжая ласкать лапку, накрыв её второй ладонью, и меня начало развозить: от нежных поглаживаний, от близости Мэла, оттого, что утром мы были почти вместе благодаря телефону, сблизившему нас.

— Или для него?

Хотела кивнуть и сказать, что да, для «него», но рот отказывался шевелиться. Я же вчера достаточно ясно объяснила, сколько можно возвращаться к изъезженной теме?

Мэл опять потянул за руку, и мне пришлось сделать еще шажочек.

— А есть ли другой? — поинтересовался вкрадчиво, а я как загипнотизированная следила за его губами. — Есть ли другой, Эва? Кто твоя единичка?

Под мягкими касаниями по руке растекалось тепло, заставляя нервные окончания вибрировать от удовольствия.

Он рядом — обнять его крепко-крепко и не отпускать.

— Кто твоя единичка? — слова ввинчивались в сознание, вытягивая ответ, требуя искренности.

— Ты-ы…

Пропали звуки, глаза затуманились, сердце билось пойманной в силок птицей.

— Эва… поехали ко мне… сейчас… — донесся издалека голос Мэла. — Брось всё… Поехали…

Поехать… к нему… с ним… Чтобы исполнить вчерашние мечты… Туда, где кушетка и город как на ладони, где высокие потолки и душ — один на двоих…

Нельзя! — натолкнувшись на невидимую стену, сознание вылетело из блаженного полузабытья. Запрещено. Мэл и всё, что с ним связано, находится за знаком «стоп».

Сейчас сконцентрируюсь и успокою дыхание. Парень давно распознал мои слабые места, а именно что он сам — одно из этих мест; словно болотная трясина, из которой не выбраться. А язык рад стараться: выбалтывает всё, что меня на уме.