. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

Исан не мог бы сказать, что ненавидит Муртазу или Субада: он не очень-то понимал, что это за чувства. Что-то странное поднималось у него в груди, впрочем, и он вдруг ощутил неуверенность. Муртаза явно желал избегнуть боя, и они оба подались назад, под прикрытие других воинов отряда. Конь Исана замедлил бег, и белоглазый сосредоточился на времени.

В тот самый момент всадник на гнедом жеребце настиг долгара и рассек его скимитаром напополам, от левого плеча до самого седла; лошадь долгара встала на дыбы, пытаясь ударить атакующего передними копытами, но тот уже был таков. Со смертью долгара окончательно развеялась его власть, и люди за спиной Исана закричали с радостью в голосах. Теперь уж было очевидно, что бой одержимыми проигран; Муртаза невнятно крикнул что-то, и они с Субадом дружно перешли на галоп, тогда как остальные всадники с самоубийственной яростью бросились на врага.

Их было мало, меньше, чем Северных стражей и Одаренных; быстро они оказались уничтожены. Исан первым кинулся в погоню, понимая, что сейчас его младшие братья уязвимы, как никогда, и вскоре обнаружил, что Острон скачет рядом, почти догнав его. Остальные растянулись цепочкой, следуя за нари.

Погоня длилась почти полдня; двое слуг Асвада все скакали далеко впереди, отчетливо видимые, но будто недосягаемые. Сунгай пытался взять под контроль их лошадей, но почувствовал столь сильную власть темного бога над несчастными животными, что не смог и подступиться к ним.

Наконец их собственные кони начали спотыкаться, и джейфар крикнул:

-- Лучше нам прекратить это, Острон!

Только тогда всадники, запыхавшиеся, на взмыленных конях, замедлили бег и наконец вовсе остановились.

-- Темнеет, -- заметил Элизбар, когда они собрались в кучу, и ехавший последним Леарза догнал остальных. Китаб не слишком хорошо ездил верхом и состроил физиономию, когда получил возможность остановить лошадь и отдохнуть.

Сунгай, вертевший головой, поджал губы.

-- Слишком сильно отклонились к западу, -- сообщил он Острону. Хамсин взлетела с его плеча и скрылась куда-то. -- Ладно, оставим это до завтра. Сейчас лучше всего встать лагерем.

Они шагом проехали еще сколько-то на восток, навстречу темнеющему небу, пока не оказались на обрыве какой-то вади, названия которой никто не знал. На глиняных берегах пересохшей реки росли чахлые кусты саксаула, и они решили встать здесь лагерем; спустя какое-то время вернулась и Хамсин.

-- Проклятье, -- выслушав ее, сказал Сунгай. -- Судя по всему, это Вади-Амин, расположенная параллельно Вади-Самра... точно между ними находится Тейшарк, и мы сейчас всего в паре десятков фарсангов от руин города.

-- ...Это означает, что мы совсем близко к Эль Хайрану и Хафире, -- тяжело произнес Острон. -- Как пойдем отсюда, Сунгай? Ты решаешь.

Джейфар потрогал себя за бороду в задумчивости. Люди разбивали лагерь, разжигали костры; кто-то расседлал лошадей, и некоторые из них даже улеглись на ржавую глину, другие стояли, как пришибленные, и не шевелились. Буйвол самого Сунгая выглядел бодрее коней, хоть он и скакал медленнее, в состоянии развить по-настоящему большую скорость только на короткое время, выносливости старику было не занимать.

-- По-хорошему, надо пересечь Вади-Амин завтра и двигаться дальше на юг, -- сказал Сунгай. -- Возможно, даже еще забрать к востоку. Но что-то подсказывает мне, что именно этого они от нас и ждут.

-- Не хочешь же ты пройти через руины Тейшарка, -- поежился Острон.

-- Нет. Но я думаю пересечь стену Эль Хайрана ближе к ним, чем собирался вначале.

Искандер тем временем вызвал целый небольшой ручеек на краю обрыва; животные немедленно оживились и подтянулись к нему, принялись жадно пить. Люди ждали своей очереди, потом, когда кони напились, начали набирать воду во фляги. Одаренный маарри все это время сидел возле своего ручейка, скрестив ноги и нахохлившись, как большая птица; Острон с легким беспокойством отметил, что Искандер сильно похудел, и щеки у него запали, а под глазами лежат тени. Конечно, все они на протяжении этого трудного пути едва добывали себе пропитание: животные большей частью бежали с захваченного злом юга на север, а хлебных лепешек всем на месяц не хватило бы. Но это выражение лица...

Вечер окончательно и быстро опустился на берег пересохшей вади, и стало совсем холодно; уставшие люди сидели у двух больших костров. Леарза устроился между Дагманом и Абу Кабилом и восторженно спросил нахуду:

-- Нахуда Дагман, как тебе это удалось?

-- Что?.. -- зевнул тот.

-- Я не мог даже пошевелиться, -- сказал китаб. -- А в голове у меня хохотал какой-то голос и говорил мне, что я бесполезный дурак. Да что там, даже Острон не мог тронуться с места, кажется! Будто их всех приковало к земле. А ты взял и бросился в драку!

-- Может, этот долгар решил, что я не представляю большой опасности, -- пробормотал Дагман, отворачиваясь и глядя в костер. -- Я и никакого голоса-то не слышал.

-- Но ты дрался, как лев! -- восхитился Леарза. -- Жаль, мы не успели настичь этих двоих.

-- А надо бы настичь их во что бы то ни стало, -- заметил Абу. -- Иначе Острон и Искандер становятся почти что бесполезными. К тому же, еще остаются два других долгара, если я правильно помню слова белоглазого, да всякие хитрые бестии, управляющие ветром и Ансари знает чем еще.

***

Ночью снова содрогалась земля. Люди спали плохо; сидевший на карауле Ханса уныло ворошил угли в костре веткой, и огонь отражался двумя алыми точками в его черных глазах. Кто-то из Северных стражей вдруг вскрикнул во сне. Когда луна уже склонялась к западу, Хансу сменил Острон, который будто и не спал вовсе, и лицо нари было осунувшимся и уставшим. Ханса улегся рядом с Сунгаем, вздрагивавшим время от времени, и попытался уснуть. В то же время сменились стражи на краях лагеря; двоих из них заменили Абу Кабил и Дагман, будто бы случайно оказавшись рядом друг с другом. Погода стояла совершенно безветренная, но все равно то и дело шуршал песок, то ли от сотрясений земли, то ли от движения неведомых ночных животных, которые раньше всегда населяли пустыню, но теперь в южном Саиде были редки.

В первое время Острон не очень одобрял, если в караул назначали Абу или нахуду, считал, что лучше пусть на страже стоят воины; впрочем, в пути выяснилось, что оба неплохие бойцы, в особенности нахуда, который управлялся со своим скимитаром не намного хуже самого Острона, а Абу еще в Ангуре выковал себе поистине гигантский меч, который, должно быть, весил не меньше кузнечного молота, и одна лишь сила кузнеца, махавшего этим мечом, как тростинкой, многого стоила. Даже Ханса, попробовав поднять "двуручник", как назвал его Абу, с уважением цокнул языком.

Дагман сидел спиной к костру и неспешно сворачивал на колене самокрутку. Абу Кабил смотрел в темноту, небрежно набросив на плечи бурнус, -- как обычно, холод не очень-то беспокоил его, и длинные светлые волосы лежали поверх плотной ткани, а рафа почти съехала с его затылка. Закончив с самокруткой, нахуда оглянулся: поблизости спали люди, в основном беспокойно шевелясь во сне и вздрагивая, а остальные стражи (еще трое с других концов лагеря и Острон в центре его, у костра) были слишком далеко.