Александр Башибузук - Хроники Горана. Прознатчик

«…телом велик, подобен человеку строением и космат аки медведь горный, окрасом черен с подпалинами али рыжий, разума невеликого, с детским схожего. Прибежище ищет в чащах лесных и на кручах горных, подале от людства разумного. На Звериных островах кличут его лешаком, на материке обзывают лесным хозяином, и много иных имен дают в других землях и владениях. Некоторые почтенные исследователи и невежественная чернь наделяют оного силой повелевать зверями и пущами лесными, и иными сильными чародейскими способностями, однако, не имея документальных свидетельств проявления подобного, склонен подвергнуть сомнению сии утверждения, но признаю возможность владения лешаком примитивной природной силой…»

(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)

Звериные острова. Остров Быка. Предгорья Черного хребта.

10 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Тонкий ледок, подернувший воду в корыте, лопнул с легким музыкальным звоном. Я набрал полные ладони и с наслаждением плеснул в лицо ледяной водицей. Поискал взглядом и сдернул с гвоздика домотканое полотенце, расшитое по краю растительной вязью.

Вечера никак не мог заснуть, познавая новый мир, оторвался от книги только когда в маленьком окошке забрезжили розовые лучи зари. Читал, и не мог отделаться от ощущения, что многое из изложенного преподобным Эдельбертом я уже слышал. Но как-то странно: не буквально, а очень и очень примерно. Почти каждому образу, каждому определению из книги у меня находился иной образ, иное определение из моей памяти, примерно схожие, но все же не те. А еще, с каждой строчкой, я все больше и больше убеждался, что мой новый мир абсолютно не похож на тот, в котором…

Скрипнула входная дверь, и на пороге появилась окутанная клубами пара Малена. Свежая, с румяными щеками, пахнущая морозом, хвоей, и от этого удивительно привлекательная.

— Не спал? — Девушка поставила в угол широкие, короткие охотничьи лыжи, скинула мне на руки тяжелую меховую доху и устало присела на скамью, привалившись спиной к стене и вытянув ноги в пушистых меховых бахилах.

— Да, не спал. — Я обмел веничком полы дохи и повесил ее на торчавший из балки сучок.

— И зря, дел у тебя сегодня невпроворот… — неодобрительно покачала головой Мала, потом состроила умоляющее личико и ткнула пальчиком в бахилы: — Поможешь?

Я молча стянул с нее сапоги и поставил их у порога, затем подвинул к девушке расшитые бисером меховые домашние тапочки.

Мала довольно хихикнула:

— А мне нравится. Уже отвыкла, все сама да сама. Продолжай в том же духе…

— Зачем я тебе? — прервал я девушку. — Тапки подавать?

— Прикажу — будешь подавать… — Улыбка мгновенно слетела с лица Малены. — Смотрю, много воли взял…

— Я задал тебе вопрос, — спокойно проговорил я, проигнорировав злость Малы. Где-то глубоко внутри проскользнуло желание вспылить, но очень быстро пропало, разбившись о ледяное спокойствие моей новой личины.

— Ладно, не бери в голову, — внезапно оттаяла девушка. — Ты мне ничего не должен. Я отпущу тебя, но позже. Ты сейчас как младенец, которого всему надо учить заново. Пошли лучше позавтракаем, я сейчас готова вепря целиком сожрать, так проголодалась. Впрочем, можешь уже уходить, я тебя не держу… — Зеленые глазки Малены ехидно прищурились.

— Без завтрака? — я изобразил тяжелое раздумье. — Ну уж нет…

Мала засмеялась, ухватившись за мою руку, встала и направилась в комнату. Возле двери обернулась и сказала:

— Побудь в прихожке, пока я переоденусь. Негоже девице пред мужиком телесами сверкать.

Лукаво подмигнула и опять заразительно рассмеялась…

Я молча отвернулся, а когда за спиной скрипнула дверца, подошел к стойке у дальней стенки и взял в руки рогатину с коротким и толстым бугристым древком. Мгновенно в голове отобразилась одна из картинок прошлой жизни.

— Хоть что-то может оказаться полезным… — тихонечко прошептал я и провел пальцем по длинному и широкому листовидному наконечнику. Неожиданно по голубому металлу проскочили холодные серебристые искры, сложились в мудреную вязь и так же неожиданно погасли…

— Не балуй… — из-за моей спины выступила Малена, взяла рогатину и поставила ее обратно в стойку. — Всему свое время…

Я отступил на шаг и подивился тому, как быстро девушка успела переодеться. В отличие от вчерашнего дня, сейчас на ней красовалось черное прямое платье с широкими свободными рукавами, расшитое по подолу и вороту серебряными узорами, и коротенькая, отороченная серебристым мехом душегрейка. Косы девушка распустила и уложила волосы под маленькую черную шапочку, немного напоминающую головной убор какого-то восточного народа из моей прошлой жизни. Впрочем, браслеты на руках, ожерелье с трехглазым черепом — остались те же, но пояс со страхолюдным тесаком исчез.

— Нравлюсь? — Малена проследила за моим взглядом; хихикнув, крутнулась на месте, а потом подтолкнула меня по направлению к двери: — Иди уже, остынет все…

Со стола каким-то чудесным образом уже исчезли остатки вчерашнего ужина. Теперь на нем, на большом деревянном блюде, исходила жаром и непередаваемым запахом свежей выпечки целая груда румяных пирожков в окружении плошек со сметаной и вареньем.

— Но как? — Я разломил один из пирожков и с наслаждением втянул в себя насыщенный ягодный аромат. — Когда успела?

— Я тут ни при чем, — улыбнулась Мала. — Это Домна спроворила; видать, ты ей чем-то приглянулся.

— Домна? — Я припомнил, как вчера ночью несколько раз улавливал отчетливое шебаршение по углам, а раз даже приметил желтые круглые огоньки, приняв их за обычную крысу или что-то подобное.

— Домовица, — обыденно объяснила Малена, разлила по чашкам ароматный травяной настой и процитировала: «Всякому жилищу положен домашний дух, сиречь домовик, кои, как и люди, разного полу бывают…»

— «…оные духи при случае симпатии, возникшей к хозяину, пользу великую приносят и способны иметь воплощение земное, обличьем весьма похожее на карл ярмарочных, порой пригожее, и приятное для взора, ежели они полу женского, однако вельми замазанное сажей и прочим сором…» — повторил я слова преподобного Эдельберта, закончив фразу за Малку.

При последних моих словах в углу кто-то возмущенно и громко чихнул.

Я немедленно откусил от пирожка, и с набитым ртом, отчаянно чавкая, продекламировал:

— Домна, домовица, пригожа девица, ликом светла, станом тонка! — Затем встал, поклонился в пояс и громко сказал: — Любо мне!

После моих слов по комнате будто теплый ветерок прошел, даже показалось, что светлее стало. В уголке еще раз чихнули, на этот раз довольно, а потом все стихло.