Владимир Клименко - Калинов мост

Приходил он в себя медленно, пробиваясь сквозь зыбкое ощущение реальности, которое казалось скорее сном, чем явью, и не сразу понял, в какое время суток очнулся. Вокруг было темно настолько, что лишь ощупью удалось удостовериться, что не ранен.

Порадовавшись, что не связан и не ограничен в движениях, Млый все же чувствовал сильную усталость, словно пришлось провести двое суток в пути без отдыха. Удар, вызвавший впоследствии шок, поразил, как видно, нервную систему.

Сколько раз тебе повторять, что нельзя торопиться, сказал сам себе Млый. А ведь был предупрежден и все же кинулся в схватку, рассчитывая лишь на авось, и значит был обречен на поражение. Придется в следующий раз быть осторожнее.

Он не знал, когда этот «следующий раз» наступит, но надеялся, что его шансы вновь встретиться с Бароном Субботой еще не исчерпаны. Вряд ли его заманили сюда лишь для того, чтобы просто держать взаперти.

Пошарив вокруг, Млый убедился, что лежит на полу — сквозь тонкую подстилку ощущался холод бетона. К его удивлению, рядом, в пределах досягаемости, лежал и его драгоценный меч. Вот это уже подарок!

Тихонько постанывая от слабости, Млый перекинул перевязь через плечо. Меч ему, похоже, оставили в назидание. Мол, эти железки тебе все равно не помогут. Возможно, так оно и есть.

Несмотря на поднятую им возню, никто не заглянул в комнату, и Млыю пришлось самому обследовать свою тюрьму. Дотрагиваясь до стены, он сделал всего два шага и наткнулся на дверь. Дверь оказалась незапертой.

Так, значит, вовсе и не тюрьма! Млый широко распахнул дверь и увидел перед собой ночь.

На улице было лишь чуть светлее, чем в комнате. По-прежнему затянутое тучами небо серело над городом пепельным покрывалом. Вокруг — ни огонька. Млый постоял, жадно дыша холодным воздухом, давая себе возможность лучше сориентироваться.

Улица была той же, на которой он днем так безрассудно кинулся к Барону Субботе. Теперь надо немедленно принимать решение — бежать или остаться.

— Зачем бежать, если еще недавно сюда стремился? — услышал он из темноты. — Ты еще ничего не узнал и не увидел. Забудем случившуюся ссору, как недоразумение.

Голос раздавался совсем рядом, и тут же Млый увидел Барона Субботу, одного, без сопровождающих. Его высокий силуэт ясно обозначился буквально в трех шагах.

— Теперь, когда ты убедился, что сил твоих недостаточно, чтобы победить, самое время как следует подумать, — продолжил Барон. — Тебе оставили оружие, и ты правильно рассудил, что оставлено оно лишь потому, что ничего здесь не значит. Тебе слишком многому предстоит научиться, чтобы сравняться с нами в силе. Или ты не хочешь этого?

— Почему же, — Млый привалился к стене, так, по крайней мере, он был уверен, что хоть спина защищена. — Я не против. Но уж очень жуткие у вас цели. Нечеловеческие.

— Ты опять за свое. Какое значение имеют здесь Другие. Они обречены и без этого.

— Род так не считает. И Свентовит, и Велес. Погубить этот мир окончательно — все равно, что убить больного, вместо того, чтобы вылечить. Какая мрачная ночь! Вы когда-нибудь спите?

— Время суток не имеет значения. Я иногда подумываю над тем, чтобы ночь на Земле стала вечной. Ночью Другие становятся сговорчивее. И слабее, — добавил Барон после долгой паузы.

— Ну, это-то пока вам не под силу, — мрачно усмехнулся Млый. — День останется днем, а ночь — ночью.

— Опять ошибаешься, — лишенный интонаций голос Барона вдруг слабо вздрогнул, как будто он только что уличил Млыя в неточности. — Время — всего лишь одно из состояний материи и значит поддается воздействию, вернее управлению. О времени можно сказать и так — оно лишь часть вечности, которая течет, отставая от целого. Что ты видишь, глядя в зеркало?

— Как что? — не понял Млый. — Себя, конечно.

— Какого себя? — уточнил Барон. — Того, каким ты был, когда решил взглянуть на свое отражение? Разве ты не учитываешь, что видишь лишь прошедшее, а не настоящее, потому что скорость света дважды проходит расстояние между твоим лицом и стеклом? А это значит, что не существует отражения полностью соответствующего твоему настоящему состоянию. Я говорю понятно?

— Да, — согласился Млый. — Но какое отношение это имеет ко времени?

— Самое прямое. Всегда существует некоторый остаток, не заполненный ничем. Мало того, он никогда не сможет быть заполнен. И таких кусочков в мире остается множество. Научись собирать их, и ты сможешь слепить для себя вечность. Но только для себя. Пока же ты действуешь на уровне интуиции. Ты научился взламывать время, двигаясь подобно вспышкам света, но не научился управлять им. А я это делать умею.

— Неужели?

— Умею, и ты сам знаешь, что это так. Поэтому бессмысленно кидаться на меня с мечом, как на огородное пугало, поэтому мне самому не нужно никакое оружие. Ты можешь вернуться к умникам и рассказать им об этом, но не советую. Ты для них потерян. Теперь ты — предатель.

— Откуда такая уверенность? — отчасти Млый понимал, что Барон прав. — Ты знаешь, что они думают обо мне?

— И думают, и говорят, — неожиданно Барон резко повернулся, так что на мгновение распахнулся плащ. — Сейчас ты убедишься в этом сам.

Млый не успел сказать, что не желает участвовать в чужих фокусах — из дверного проема на улицу выступили два килота, держа посередине бойца. Несмотря на слабый свет, Млый узнал его. Когда-то он находился в распоряжении Седого — худой угловатый мальчишка, вечно шмыгающий носом, — потом пропал в одной из стычек. Все думали, что погиб, но, оказалось, попал в плен.

— Из него вышел бы неплохой килот, — Барон подошел к мальчишке, и тот заверещал от страха, изгибаясь всем телом и стараясь вырваться из держащих его рук. — Но так и быть, пожертвую для тебя. Без него ты не услышишь ничего, тебе нужен усилитель.

При чем здесь усилитель, хотел возразить Млый, но не успел.

Барон положил руку мальчишке на плечо, и тот упал на колени, как будто его придавили шпалой. Он несколько раз визгливо всхлипнул и вдруг затих. Затем Барон обернулся к Млыю и властно махнул свободной рукой, чтобы подошел. Удивляясь про себя, почему подчиняется, Млый подошел ближе.

— Возьмись за другое плечо, — приказал Барон.

И только Млый выполнил это приказание, как мальчишка заговорил.

— … бежал и предал! — в голосе Регины явно звучали истеричные нотки. — Теперь поздно сожалеть, что не убили сразу. Надо думать, как вести себя дальше.

— Почему сразу «предал»? — Евгений как всегда говорил взвешенно, подбирая слова. — Ведь может случиться и так, что хотел помочь, вступить в переговоры.

— И убил часового, изувечил профессора! — яростно возразил Бруно. — Ну, зачем я послушался вас! С самого первого дня я был уверен, что он не из наших. Мы позволили лазутчику Отшельников свободно жить среди нас. Я всегда чувствовал в нем крысу! А все ты, — Млый понял, что Бруно обратился к Регине. — Ну как, теперь довольна? Натешилась с любовничком?