Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— Кажется, ты прав, — сказал человек спустя несколько секунд. — Давайте посмотрим.

Появился Устнар и, оттолкнув плечом первого дварфа, склонился над всадником.

— Ничего не видно.

— Глаза, — сказал человек. — Есть такая вещь, как глаза. Если ты меня понимаешь, закрой глаза.

Конрад закрыл.

— Теперь открой.

Конрад открыл.

— Это ничего не доказывает, — сказал Устнар. — Что бы ни находилось в шлеме, оно не живое. Это одна из тварей Хаоса. Ее нужно уничтожить.

— Сейчас оно неопасно, — сказал человек. — Интересно, можно его оттуда вытащить?

— Нет, хозяин! Не надо. Лучше убить!

Устнар уже занес над шлемом молоток, но человек оттолкнул его, продолжая вглядываться в щель забрала.

— Интересно, — тихо сказал он, словно рассуждая сам с собой, — очень интересно. Да, думаю, мы возьмем с собой этот экземпляр. — Он улыбнулся. — Отличный трофей! Положите его в фургон.

— Хозяин! — снова попытался возразить Устнар.

— Немедленно!

— А что, если доспехи переварят его прежде, чем мы доберемся до Миденхейма? — спросил дварф, который первым увидел глаза под шлемом.

— Не думаю. Сейчас они замерли. Не знаю, как в них попал этот несчастный, но они ничего не успеют ему сделать. Если, конечно, он не умрет в дороге.

— Но мы не можем тащить исчадие Хаоса в Миденхейм, — не унимался Устнар.

— Почему не можем?

— Э-э… нас могут схватить. Часовые нас ни за что не пропустят.

— Устнар, все прекрасно знают, что дварфы спокойно ходят в город и так же спокойно из него выходят, причем в любое время. Если уж ты не хочешь показывать мне ваши потайные туннели, то, по крайней мере, возьми с собой этот экземпляр.

— На следующей неделе будет карнавал, хозяин, — сказал один из дварфов.

— Ну и что? — спросил человек.

— В этом году праздник пришелся на осень, хозяин. Приедут тысячи людей. Мы вполне сможем затеряться в толпе вместе с этим отродьем. Скажем, например, что он уже надел маскарадный костюм.

Человек кивнул, затем немного подумал и приказал:

— Тащите сюда фургон. Соберите все инструменты. — Он наклонился к самому шлему. — Ты только что мигнул, хотя, может быть, это и не имеет значения. Но я все-таки попробую тебя оттуда вытащить. Смею тебя заверить, я вовсе не альтруист. У меня свои планы, и ты мне поможешь их осуществить. Ты меня понял?

Он закрыл глаза, затем вновь их открыл.

Он по-прежнему оставался пленником доспехов; в этом смысле мало что изменилось. Несколько дней и ночей он лежал на дне фургона, абсолютно неподвижный, и страдал от боли.

Это была не та боль, которую он терпел, пока доспехи медленно высасывали из него жизнь. Бронза — всего лишь металл; теперь он страдал и мучился по-настоящему. Кожа горела огнем везде, где соприкасалась с металлом, а это было все его тело. Ему казалось, что его сжигают живьем, а избавиться от боли было невозможно, поскольку доспехи всё так же полностью закрывали его тело, не позволяя шевельнуть ни единым мускулом, не давая даже кричать от боли.

Муки не прекращались ни на мгновение, даже ночью, ибо он не мог спать; этого ему не позволяли доспехи. Не было надежды и на вечное забвение, поскольку дварфы во главе со своим хозяином-человеком решили сохранить ему жизнь. Он все так же оставался в тюрьме, только сменил одного тюремщика на другого — гораздо более жестокого.

Его сжигала непрекращающаяся адская боль.

Мучась в своих доспехах, он дрожал мелкой дрожью и бился в судорогах — единственные движения, которые были ему доступны.

Он видел свет, потом тьму, дни, ночи; он чувствовал, что фургон то стоит, то движется. Он слышал голоса человека и дварфов. Чтобы не сойти с ума, он старался понять, о чем они говорят, но боль вновь охватывала все его существо, и мысли начинали путаться.

Наверное, прошел целый век, когда его, наконец, куда-то потащили. Двое дварфов, смеясь и перебрасываясь шутками, пытались придать ему сидячее положение и усадить рядом с третьим. Четвертый в этом участия не принимал.

— Ничего не получится, хозяин.

— Да ну его, — сказал дварф, сидевший на козлах. — Он приходит в хорошее настроение, только когда начинает жаловаться. Дайте ему кошелек с золотом, кружку хорошего эля, красивую деву, и Устнар будет самым несчастным существом по эту сторону гор Края Мира!

Он и этот дварф ехали в фургоне, остальные следовали сзади на лошадях. Целую вечность Конрад видел только небо. Теперь он впервые получил возможность въехать в город Миденхейм в сидячем положении.

Впереди виднелась узкая и высокая гора, на которой был построен второй по величине город Империи — Миденхейм, а он не мог понять, откуда он знает о Миденхейме и об Империи. Кто-то когда-то рассказывал ему об этом городе; этот кто-то вроде бывал в Миденхейме, который еще называют городом Белого Волка. Волк? Вольф? Что-то знакомое, но что это за волк?

Горная вершина нависала над окрестными лесами, и даже сквозь застилавшие глаза слезы — а слезы жгли его глаза постоянно — он различал вдали высеченные прямо в скалах домики. Дорога стала извилистой; впереди показались каменные мосты и виадук.

— Это все мы построили, — сказал ему дварф. — Ну, не совсем мы, наши предки. Мои предки. А вот людям ни за что такое не построить. Люди думают, что они нашли это место, да только куда им! Эта гора называлась Фаушлаг — то есть «удар кулака», хотя дварфы дали ей свое название. Я тебе не надоел, нет? Если надоел, скажи мне: «Заткнись». — Дварф хмыкнул, затем нахмурился. — Надеюсь, Литценрайх знает, что делает, — тихо сказал он. — Иначе все мы сядем по уши в дерьмо. И не только мы. И зачем я сболтнул об этом карнавале? Впрочем, он все равно заставил бы нас тебя сюда притащить. Ты что-нибудь слышал о карнавале в Миденхейме? Должен слышать, о нем все знают!

— Слушай, Варсунг, ты не мог бы помолчать? — сказал Устнар. — Если этот еще не умер, то ты точно уморишь его своими разговорами.

— А мне приятнее говорить с тем, кто не изводит меня вечными жалобами!

Устнар занял свое место в конце фургона. Человек по имени Литценрайх ехал впереди, а Варсунг управлял лошадьми, продолжая разговор с закованной в доспехи фигурой.

Две лошади втащили фургон на длинный извилистый виадук. Здесь было полно повозок и экипажей, фургонов и тележек, всадников и пешеходов. Вскоре фургон остановился перед большими воротами, которые охраняли стражники, и занял место в длинной очереди желающих въехать в город.

Наконец подошел их черед. Литценрайх выехал вперед, Варсунг подвел фургон к самым воротам. Возле них стояли два стражника. Один пропускал повозки, другой осматривал подъезжающих. Окинув внимательным взглядом фургон, стражник посмотрел на бронзового рыцаря, сидящего рядом с дварфом, затем на сопровождающих фургон всадников.