Гэв Торп - Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— Ты ведь ничего не знаешь о своем прошлом, — сказала она. — Но мой отец знает все, что происходит в его долине. — Она улыбнулась, — Или почти все.

У Конрада застучало в висках. Он вспотел, но не от жары. Ему и хотелось узнать, что скажет Элисса, и было страшновато выслушать ее.

Они уже не раз обсуждали этот вопрос, придя к выводу, что Конрад никак не может быть родственником своего хозяина. Но кто же он тогда? В деревне не было такого человека, с которым обращались бы как с рабом. Даже Вильгельм Кастринг, богатейший человек, платил своим слугам жалованье и не распоряжался ими, как имуществом.

Конрад молча ждал. Элисса же явно решила его подразнить.

— Так что? — нетерпеливо спросил он. — Что он сказал?

— Он спросил, откуда я тебя знаю. Я сказала, что видела тебя в деревне, что с тобой обращаются как со скотиной и что мне стало интересно, кто ты и почему попал в такое положение.

— И что он ответил?

— Он сказал, чтобы я держалась от тебя подальше. Я сказала, что ты не умеешь разговаривать. Тогда он спросил, откуда я это знаю, и я ответила, что все знают, что ты глухонемой, да еще и полный дурак.

Ее глаза весело сверкнули.

— Ну и что дальше?

Элисса нахмурилась и посерьезнела.

— Знаешь, это странно, но, когда я начала приставать к нему с расспросами, он почему-то смутился. Как будто… испугался. И не захотел отвечать. А потом снова сказал, чтобы я к тебе даже не приближалась. — Она делано засмеялась. — Я всегда слушаюсь отца. Поэтому меня здесь и нет.

Конрад со злостью вонзил кинжал в землю. И зачем только Элисса полезла к отцу со своими вопросами — лучше бы вообще ничего ему не говорила. И лучше бы ему, Конраду, ничего об этом не знать. А так выходит, что Кастринг что-то действительно знает.

— Он испугался, — повторяла Элисса, и Конрад сразу вспомнил выражение глаз Адольфа Бранденхаймера. Односельчане всегда избегали Конрада. Из презрения или страха?

И если второе — то почему?

Элисса взяла его за руку, но он отодвинулся.

— Не сердись, — сказала она. — Просто я не ожидала такого. В другой раз я подготовлюсь получше. Я знаю, как к нему подойти; в конце концов, я любимая дочь.

Элисса была единственной дочерью Кастринга; кроме нее, у него было еще три сына, все старше ее.

— Но это еще не все, — добавила она. — На следующий день он спросил меня, не знаю ли я, где его лук и стрелы.

— Что? Он все знает?

— Нет! — быстро ответила Элисса. — Разумеется, он не знает, что они у тебя. Наверное, просто ходил за ними в кладовку и не нашел их. Они были спрятаны там. Замок был совсем ржавый, я туда и вошла.

— И что ты ответила?

— Я ответила, что понятия не имею, о чем он говорит. Я вообще не разбираюсь в луках и стрелах, пусть лучше спрашивает братьев. — Она пожала плечами. — Совпадение, только и всего.

Конрад бросил взгляд на последнюю черную стрелу и крошечный знак, вырезанный на ней.

— Не бойся, — сказала Элисса. — Отец ничего не знает. Он уже давно о них забыл.

— Забыл, пока ты не сказала обо мне.

Он поежился, но не потому, что замерз. Придвинувшись поближе, Элисса принялась расчесывать его волосы. Он старался не думать о черном оружии; вместо этого он пытался припомнить, когда впервые она стала его причесывать.

Это случилось после их первого купания, в этом самом месте, вниз по течению, подальше от деревни. Это было в то лето, когда он спас ее от зверочеловека.

Конрад ненавидел воду и боялся ее, но девочка заставила его раздеться и войти вместе с ней в реку. Она всегда было очень настойчивой. Именно она и научила его плавать.

— Я еще ни разу не видела тебя чистым. Знаешь, а ты симпатичный, — сказала она, когда они вышли из воды. Затем засмеялась и добавила: — Для крестьянина. — Тут она заметила его шрамы и легонько коснулась их пальцем. — Это тебя хозяин?

— Он, и его жена, и дети.

— Слишком старые, такие я убрать не могу, — сказала она. — Пока не могу.

Он взглянул на девочку, но она только улыбнулась, приложила палец к губам и потянулась за расческой.

Потом она попыталась расчесать его спутанные волосы. Его причесывали впервые в жизни. «Играет со мной, как с куклой, — подумал он. — Как со своим Конрадом». Но он не возражал. Он наслаждался каждой минутой их встречи. Впервые в жизни он не чувствовал себя одиноким и каждое утро надеялся, что увидит Элиссу.

В тот день, когда они расстались, он первым делом вывалялся в пыли, взлохматил волосы и вымазал грязью лицо. К чему хозяину знать об их встречах?

Однако на этот раз Конрад явился в таверну чистым и причесанным, хоть и в лохмотьях. Теперь ему было наплевать. Теперь Бранденхаймер ему ничего не сделает.

В тот день, на берегу реки, Элисса впервые заговорила о его глазах. Раньше, когда он замечал, что она ловит его взгляд, то старался отвернуться.

— У тебя странные глаза, Конрад, — сказала она.

Он немедленно прикрыл их руками — жест понятный, но бесполезный: колдунья Элисса умела видеть и сквозь них.

— Не надо, — сказала она, дергая его за руки.

— Зачем тебе мои глаза? — спросил он, заглядывая ей в лицо. Ее глаза были такими же черными, как и ее волосы, как стрелы, которые она ему подарила. — Что ты там видишь?

— А ты? — эхом отозвалась она.

— Ничего! — отрезал он и зажмурился. — Все, — добавил он немного погодя.

Больше о глазах они не говорили.

До сегодняшнего дня. Все было по-прежнему. Почти. Время, место. Изменились только они сами. Они выросли. Они стали ближе друг другу, знали друг о друге все. И вместе с тем что-то их разделяло.

— У тебя странные глаза, Конрад, — сказала Элисса. Опять.

И тем самым нарушила их негласный договор о молчании. Раньше он никогда не говорил с ней о колдовстве, о тех вещах, которые она могла делать с его помощью, а она никогда не говорила с ним о его глазах, вернее, об одном из них — левом.

Его слепом глазе.

И больше никто не помнил, что здесь когда-то находилось — или могло находиться.

Будущее целого мира складывается из мелких деталей, довольно незначительных, если судить о них с точки зрения великого целого. Вместе с тем каждая из этих деталей составляет неотъемлемую часть единой схемы, и кто может сказать, что окажется важнее для будущих столетий.

После того дня мир неуклонно катился к царству Хаоса. Появись на этом пути какое-либо препятствие, его немедленно бы убрали, как ту деревню.

Большая часть нападавших понятия не имела, зачем они это делают; впрочем, это их и не интересовало. Битва — вот единственное, что было им нужно.

Сражение или просто кровавая резня — разницы они не ощущали. Результат был всегда один и тот же: боль и муки, пытки и смерть. Смерть врагов, союзников, своя собственная — всего лишь признаки вечной войны.