Александр Тув - Ходок VIIl

– Так-так-так… – после чего замолчал. Не выдержав паузы, Ульрих Роттенау несколько нервически поинтересовался:

– Что: так-так-так!? – а Гранд-Аудитор снова повторил:

– Так-так-так… – После чего заговорил четко и размеренно, роняя в тишину, воцарившуюся в кабинете, тяжелые, как свинцовые ядра, слова:

– Итак, пиры, только что, на наших глазах, Обер-Легат Ульрих Роттенау озвучил план покушения на нашего любимого Государя Императора! – обличающе, но в тоже время как-то даже грустно, объявил Квинтилиан. Откуда взялось обвинение было не совсем понятно, да и причина появления грусти, аудитории тоже была ясна не вполне. Однако, зная Ястреба, они были уверены, что все их сомнения в самое ближайшее время будут целиком и полностью разрешены. И как показал дальнейший ход событий, они не ошиблись в своих предположениях. Собравшиеся толком еще ничего не поняли, но в их глазах уже загорелись предвкушающие огоньки – Обер-Легата никто не любил, а Гранд-Аудитора все знали, как большого придумщика и человека, слов на ветер не бросающего. Из его дальнейшего выступления стало понятно откуда взялась нотка грусти в его словах. Однако, сначала плавное течение речи Гранд-Аудитора прервал хрип светлого брата:

– Ч-ч-чего?!? – от неожиданного и честно признаемся – тяжелого обвинения, у Ульриха случился горловой спазм и кроме невнятного вопроса больше ничего вразумительного он выдавить из себя не смог.

– Ничего… – Гранд-Аудитор смотрел на Обер-Легата с грустной брезгливостью. В его взоре читалось искреннее непонимание, как человек, которому Империя в целом и император Калликстус VII Валент, в частности, дали так много, вознесли на такую высоту, мог ответить на всю заботу такой черной неблагодарностью.

– Что ты городишь!?! – взревел Ульрих, все-таки сумев взять себя в руки. – Какое покушение?!? Какой план!?! Ты в своем уме?!!

– Я уверен, что мы оба в своем уме, – очень сухо, без тени эмоций, после небольшой паузы отозвался Квинтилиан. – И тебе не удасться прикинуться умалишенным.

За время этой короткой пикировки Обер-Легат сумел полностью взять себя в руки – сказывался большой опыт аппаратных интриг и подковерной борьбы. Он заговорил холодно и уверенно:

– Объясни, что ты мне инкриминируешь, но учти, что обо всем произошедшем я сегодня же доложу Прайм-Легату!

– Он не понимает… – Гранд-Аудитор печально улыбнулся и оглядел своих сторонников, которые, честно говоря, тоже не сильно понимали, чем так сильно провинился светлый брат. – А вот что! – внезапно взорвался Ястреб и заговорил так, словно каждое слово было железным гвоздем, который он вбивал в деревянную голову Обер-Легата: – Из моего доклада было ясно, что у Северных Лордов есть Хранители, которые будут беспощадно мстить в случае их гибели! Из моего доклада было ясно, что Северные Лорды не те люди, которые позволят арестовать себя без сопротивления! Из моего доклада было ясно, что во время ареста могут быть убитые и раненные среди Имперской Гвардии, и что Лорды могут быть убиты, или ранены! Из моего доклада было ясно, что такое развития событий обязательно приведет к войне между Акро-Меланской Империей и Севером! НО! – Ястреб бросил яростный взгляд на побледневшего Обер-Легата. – Даже если арест не приведет к войне, он приведет к тому, что их йохары начнут мстить всем причастным к гибели Северных Лордов! – Квинтилиан сделал паузу и оглядел подобравшихся сторонников и бледного, как полотно Обер-Легата. – А в конце цепочки, – продолжил он, – по которой пойдут мстители северян, находится кто? – Все присутствующие затаили дыхание. – В конце цепочки – император Калликстус VII Валент…

Гранд-Аудитор договорил и тишина повисла в кабинете. До всех присутствующих стал доходить размер косяка, сотворенного Обер-Легатом Ульрихом Роттенау. Здесь может возникнуть закономерный вопрос – как такой опытный во всяких бюрократических играх человек, как Обер-Легат, мог так проколоться? Ведь не полный же он идиот? Ответ: нет – не только не полный, но даже и не идиот. Истоки провала лежали совсем в другой плоскости. Ульриха подвела привычка. Ведь недаром говорится: привычка – вторая натура.

Обер-Легат привык разъезжать по региональным отделениям Братства Света с проверками, во время которых он собирал братьев на общие собрания, ставил им задачи, песочил за нарушения трудовой дисциплины, искал злоупотребления, награждал языкатых, которые сумели ловчее всех лизнуть сами знаете что… или куда? – хрен знает, как правильнее, наказывал нерасторопных, которые не проявили должной сноровки в лизании, ну и все в таком духе. Так вот, Ульрих привык, что он открывает собрания и первым начинает трепаться, а так как в основном он нес всякие банальности, да даже – не в основном, а всегда, то и сейчас он ухватился за самое очевидное из доклада Гранд-Аудитора – у северян был мотив, и повел себя, как привык: начал трепаться и изрекать банальности. Так что, идиотом он не был. Просто сила привычки.

На Ульриха было страшно смотреть – он не то чтобы побледнел. Он почернел! И уж на что черствая компания подобралась в кабинете Гранд-Аудитора, к сочувствию чужому горю совершенно не склонная, но и их пробрало. Вот только что рядом сидел полный сил, упитанный, полный сил человек с розовым сытыми щечками и азартно поблескивающими синими глазками, и на тебе – рядом труп с черным лицом и оловянными мертвыми глазами! И Обер-Легата тоже можно было понять – обвинение в государственной измене первой степени – это не мелочь по карманам тырить. За мелочь только руку отрубят, а за госизмену – голову.

Это уже потом, глубокой ночью, сидя у себя в номере и безрезультатно пытаясь напиться – крепчайшая пятидесятиградусная граппа оказывала не большее опьяняющее воздействие, чем ключевая вода, Ульрих осознает, что официального обвинения ему Гранд-Аудитор не предъявил, а если и предъявит, то будет не менее официальное расследование, в ходе которого всех участников совещания допросят, попросят продемонстрировать воспоминания на демонстраторе и станет ясно, что он – Обер-Легат Ульрих Роттенау никакой не государственный изменник, а…

«А кто? – задал себе вопрос Обер-Легат и после короткого раздумья честно ответил – дурак. Голову ему никто рубить не станет, – совершенно справедливо решил он. – Не за что. Император лишь бросит ехидный взгляд на потеющего и краснеющего от стыда и злости Прайм-Легата, зато потом… – Ульрих поежился, несмотря на то, что в комнате было тепло. – Потом Конрад Рахтенберг, не прощающий подчиненным таких оплошностей, демонстративно отстранит его от всякой работы в центральном аппарате Братства, бывшие коллеги и приятели будут обходить, как чумного, а когда образуется вакансия в самой дальней, тоскливой и паршивой дыре, поближе к болотам Западного Предгорья, туда Прайм-Легат меня и отправит, чтобы глаза не мозолил…»