Фабрис Колен - КОЛЕН Ф. По вашему желанию. Возмездие[]

— Раджак Хассн просит вас объединиться и не тратить силы на бессмысленные стычки. Генерал не говорит, что он лучшая кандидатура на императорский престол. Он говорит только, что время не ждет и что Полоний ведет город к гибели, поэтому мы должны разыскать его сегодня же вечером. Он говорит, что мы должны убедить его отречься от престола и провозгласить нового Императора. Мы — сенат, решение в наших руках.

Раджак Хассн медленно вернул палицу к себе на пояс.

— Сегодня же? Разыскать его? — повторил кто-то.

— Но каким образом? Мы не можем свергнуть Единственного…

— Да, но послушайте…

— Бессмыслица.

— Переговоры. Это не в наших традициях, — подхватил какой-то старец.

— Отдавать наших дочерей кровожадным варварам, — ответил Адамант, — тоже не в наших традициях.

Старик с досадой умолк.

Раджак Хассн сделал знак своему помощнику и двинулся к выходу. Люди поворачивались, чтобы посмотреть, как он уходит. По лицам сенаторов Адамант понял, что его поддерживают не все. Кое-кто явно хотел бы следовать за ними, но их было слишком мало. Над собранием все еще тяготели традиции. «Очень скоро, — удовлетворенно подумал он, — все это разлетится на куски».

Призрак.

«Что такое призрак?» — спрашивал себя Лайшам.

Обыкновенное воспоминание, которое смешивается с настоящим и оттого кажется тебе реальным.

Он видел ее силуэт, явственно видел, как его призрак пересекает площадь и смотрит на него. Руки у видения были отрублены. На щеках запеклась кровь.

Пораженный в самое сердце, воин долго, не слезая с лошади, провожал его взглядом. Все слишком реалистично. Как больно возвращаться на двадцать пять лет назад! Прошедшая, далекая жизнь, которая была у раньше. Теперь он вспомнил, как ему недоставало, вспомнил о чудовищной пустоте, с тех пор оставшейся в сердце. Память — это чудовище, которое только и хочет съесть тебя живьем. Он увидел ее полные грусти большие глаза и больше ни о чем не думал.

Салим, конечно, даже не обернулся. Но Окоон замедлил ход и встретился в Лайшамом взглядом. Некоторое время воины молча скакали рядом. Найан вытер лицо рукавом и стал смотреть перед собой.

После этого они вернулись во дворец.

Золоченые шпили дворцовых башен возвышались над крышами города. Дождь кончился, и на куполах обители Императора играли лучи робкого солнца, осыпавшие лужи топазами. Когда они оказались на улице Трех Копий, на которой отдельные торговцы уже вновь начинали осторожно раскладывать товары, к ним подъехала небольшая группа всадников. Среди них был Наэвен, вождь ишвенов, очень взволнованный на вид.

— Мы повсюду вас искали, — сказал он, натягивая поводья.

— Что случилось? — спросил Лайшам.

— Амон, — ответил тот, поворачиваясь к дворцу.

— И что? Говори!

— Мы точно не знаем, что произошло. Думаю, он ранил одного из их генералов. Потом он скрылся. Император отправил своих людей в погоню за ним.

Не теряя ни секунды, Лайшам направил коня к дворцу.

Остальные последовали за ним.

На Большой Эспланаде он спешился и взлетел вверх по лестнице. Путь ему преградила стража. Вождь варваров вздохнул.

— Где Император? — спросил он, не поднимая забрала.

Стражники переглянулись.

Из Зала Побед вышел маленький сухонький человек, одетый в белую тогу, с кинжалом на поясе, который раздвинул солдат и схватил Лайшама за руку.

— Ваш друг совершил ужасную ошибку, — сказал он просто.

Это был сенатор Эпидон — согбенный, но все такой же подвижный.

— Что произошло?

— По мнению всех свидетелей, а они весьма многочисленны, ваш друг сошел с ума, — прошептал старик, оглядываясь. — И отрубил руки генералу Леониду.

— Что он сделал?

— Варвар, — коротко отозвался тот. — Мы отправили за ним несколько патрулей. О, его разыщут, не волнуйтесь. Но это сильно осложняет наши дальнейшие отношения.

Лайшам вошел в зал. Друзья шли за воином по пятам.

— Где Полоний?

— Его величество удалился в свои апартаменты, — сообщил пожилой сенатор. — В данный момент он не желает никого видеть.

— Я иду к нему, — сказал варвар, широкими шагами двигаясь вперед.

Эпидон засеменил следом.

— Боюсь, в настоящий момент это не самая лучшая идея, — стал объяснять он, помогая себе жестами. — Вы бы лучше побеспокоились насчет вашего лейтенанта. Ему придется ответить за свои поступки по всей строгости за…

Лайшам резко развернулся и положил ему руку на плечо.

— Моли своего бога, чтобы с ним ничего не случилось, — сказал он.

Оставшись один, сенатор нервно рассмеялся.

Амону Темному вскоре предстояло умереть, он это знал.

Гоун стоял, прислонившись к стене, а напротив него стояла дюжина вооруженных людей, и образованные ими тиски все сжимались и сжимались. Убегая, он думал лишь об одном: освободить дочь.

Отец боготворил свое дитя.

Кроме ребенка, у него ничего не осталось.

Но мысль о том, что азенаты могут использовать ее, чтобы заставить его подчиниться их воле, была невыносима. Амона охватила непреодолимая ненависть к захватчикам. Все, что они говорили, было чудовищной ложью. И от их угроз он тоже устал.

Несколько недель назад к нему пришел человек, сказал, что им надо поговорить. Как он нашел его? Загадка. Но азенат принес послание. «Твоя дочь в наших руках, варвар. Если не хочешь, чтобы с ней случилось несчастье, ты должен будешь нам повиноваться, когда мы тебя об этом попросим». Разрываясь между преданностью Лайшаму и безграничной любовью к дочери, гуон предпочел ничего не делать и никому ни о чем не говорить. Когда понадобится, поклялся себе Темный, он перейдет к решительным действиям. А потом сам вынесет себе приговор.

И вот, похоже, час настал.

Дюжина солдат, вооруженных мечами и копьями.

Дюжина солдат, преследовавших его по всему городу, до самого Золотого Моста.

В какой-то момент ему показалось, что он наконец оторвался от погони. Но азенаты все-таки нашли. И теперь они требовали, чтобы он бросил свое оружие, огромный боевой топор и сдался, и поэтому ему не оставалось ничего, кроме как всех их убить.

Сжав рукоять своего меча, с растрепанными волосами и распахнутой на груди кожаной курткой, Амон не собирался сдаваться. Солдаты императорской гвардии медленно надвигались.

Он распустил кичку еще на улицах Дат-Лахана. Дождь намочил ему лицо, Темный уже мысленно вверил свою душу богам и попросил прощения у своей дочери. Если ему не удастся освободить девочку, он должен будет умереть. Потому что иначе азенаты убьют ее.

Вождь гуонов поднял топор.

Где-то позади солдат он увидел юношу с матовой кожей на белом коне. Подумал сначала, что это ишвен. Но одет тот был настолько безупречно, что мог оказаться только обитателем богатых кварталов.