Федор Василенко - Новая сила

Естественно, я намекал на Лили и Пожирателей. Северус, очевидно, провел соответствующие параллели: вон как мертвецки побледнел.

- Это ваше мнение, Поттер, - ровно проговорил Снейп, заерзав на столе, - не все могу продолжить... как прежде. Что ж, дальше! Дамблдор сам не видит, как уничтожает магический мир, постепенно и неотвратимо! Через сто, да что там! Через пятьдесят лет уже все забудут, что такое традиции магического мира, и маги просто растворятся среди маглов... став такими же. Не советую вам прислушиваться к его речам, Поттер. Все, что вы получите - возможность погибнуть героем, с почестями, ради общего блага. Вы все ещё за Дамблдора? - едко уточнил зельевар.

- Я всегда за людей.

Снейпа перекосило, будто тот слопал незрелый лимон. Он постоял, буравя меня нечитаемым взглядом, затем презрительно скривился, и хохотнул:

- Молодой ещё, сколько тебе там было? У себя?

- Мне кажется, ты по уши в дерьме, Северус Снейп. Ты доволен, что движешься ради себя, но всю жизнь двигался по пути предательства. По твоей вине погибла невинная семья, и ты упустил возможность заслужить прощение покаянием. Разве я не доказал тебе? Твоей смертью ничего не закончится, Северус, и ты не унесешь ТУДА все те выгоды, что отхватил у гоблинов. А клеймо предателя смывается только кровью.

- Да как ты смеешь! - полным ярости криком возопил Снейп.

- Смею. Я прожил немного. Но прожил достаточно, что бы понять, что есть вещи похуже смерти.

- О-о да, - внезапно ликующе улыбнулся Снейп, что меня нешуточно насторожило, - есть вещи и похуже. И как бы получше выразится... тебе ещё предстоит делом, а не словом доказать свою преданность высочайшим истинам. Возможно, даже сегодня. Удачи! - и окинув меня напоследок не менее ненавидящим взором, чем Поттера, зельевар стремительно вылетел из комнаты. А бумажка, в потайном кармане на груди, угрожающе нагрелась. Чувствую, быть беде.

Я покинул пустующий класс, и под светом одинокого факела освещавшего подземный коридор вынул клочок пергамента. И содержимое повергло меня в такой шок, что я прислонился к стене, желая запустить Аваду в собственный лоб. То, что предстояло сделать выходило за всякую грань добра и зла.

И все, сказанное ранее Северусу, в меньшей степени относилось и ко мне. Но - относилось. И на душе стало так невыносимо гадко, так противно и больно, что я едва не послал весь мир, и не отправился на Астрономическую башню.

Но что изменится, погибни я напрасно? Большинство останется в неведении, и погибнув я ничего не достигну. А для грязной работы они найдут и другого.

'Хотите сломать меня? - подумал я мрачно, - 'а вот хрен вам!'.

Нет выхода, кроме как жить, делая подлости, в надежде на спасение. И постараться не сойти с ума. Простите меня за все.

Решившись, я бросился в сторону гостиной Гриффиндора за мантией невидимкой, и картой. К счастью, сегодня с Сессилией не пересекался, и карта все ещё у меня. Без главного творения Мародеров задача бы существенно усложнилась, а так... самое сложное наступит позже. Наедине с собой.

Зевнув, я сообщил Рону и Гермионе, тихо воркующим у камина, что чертовски вымотался, и иду спать. Уизли молча кивнул, а Грейнджэр махнула рукой: им явно не хотелось отрываться друг от друга. Это мне на руку.

Плотно задернув полог постели, я сбил одеяло в рулон, и накрыл его вторым, предварительно наложив простенькую иллюзию. А над пологом основательно поколдовал. Теперь, если даже кому и придет в голову взломать защитные чары над кроватью, чего никогда не случалось, то все, что незваный гость узрит - мирно посапывающего Поттера.

А сам, накинув мантию поверх утепленной одежды, на цыпочках вышел из гостиной.

Мороз по коже. В горле ком. Сердце судорожно бьется от предстоящего злодеяния, и ничто не может унять колотящую дрожь. Зайдя в темнейший закуток без единого портрета, вытаскиваю карту Мародеров.

'Они в библиотеке. Да что вы там забыли, в такое-то время!' - воплю я про себя отчаянно. К сожалению, мне это только на руку. Остается только потерпеть какое-то время, и дождаться их появления.

Время будто остановилось. Пот капал с лица и стекал за шиворот. Впервые, с давших времен встречи с чем-то ужасным во время Испытания, устроенного Гарфилдом, испытываю подобный необъяснимый и безотчетный страх.

'И впрямь, душа раскалывается надвое', - мелькает оброненная мысль, и тут же исчезает, ибо две точки на карте начали движение. Вот и пробил час.

Они выходят. Одна, высокая длинноногая красотка, жгучая брюнетка ослепительной внешности. Даже без зрителей, она уже чеканит по-взрослому шаг, очаровывая окружающее пространство. Будущая сердцеедка. Знающая себе цену мадам, и не боящаяся использовать красоту в собственных целях. Но мне нужна не она. К сожалению. С ней было бы проще. Мне нужна младшенькая.

Чуть более приземистая и менее длинноногая шатенка больше напоминала нескладного подростка, чем зрелую девушку. Обычная походка уверенного в себе человека, которому плевать, привлекает ли он чье-то внимание. Раздавшийся чистый беззаботный смех из девичьих уст, прогремел будто сигнал к действию.

- Ступефай! Ступефай! - две короткие вспышки, прямо в цель. Не ожидающие подобного девушки, пораженные со спины, падают на пол, оглушенные. Подхожу и подхватываю нужную. Теперь - на выход.

Кратчайший путь за Хогвартс - воспользоваться одним из восьми подземных переходов. Но зачем тогда полеты?

Подхватываю на руки невесомую ношу и взлетаю в ледяной ночной воздух. Ночи уже холодные, в Британии-то, отмечаю краем сознания. Сознания гаснущего и плывущего по течению обреченности. Тело девушки на руках такое живое, такое теплое и беззащитное. Такое легкое. Такое крохотное.

Выбраться за пределы антиаппарационной зоны двухминутное дело, если лететь. Куда теперь? Визжащая хижина? Почему бы и нет?

Хлопок аппарации, и вот я, посреди ободранной пыльной комнаты, носящей следы тотального разрушения. Заколоченные изнутри окна, обломки мебели повсюду и следы когтей на трухлявом дереве. Теперь легенды не будут безосновательными. Начиная с этого момента сие место действительно проклято.

Кладу хрупкое живое тельце в дальний угол комнаты, а сам шагаю как можно дальше. Хриплое дыхание вырывается из груди, пальцы немеют, в глазах меркнет свет. Поворачиваюсь. Поднимаю палочку. Рука дрожит. Тварь я дрожащая, или право имею? Не имею. И не имеет, никто и никогда.

Начинающая оформляться грудь мерно вздымается, натягивая зеленую утепленную кофточку. Розовые губки нежно подрагивают, она улыбается во сне, вспоминая что-то хорошее. Прости меня. Молю, знаю, что не простишь..., но прости меня.

- Круц... - начинаю и прерываюсь на полуслове. Ты поворачиваешь головку, качнув каштановыми локонами, твое дыхание незаметно срывается, а глаза невинно распахиваются. Нет, ТАК, я не смогу...