Стивен Дональдсон - Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула]

Камень и Море! По сравнению с вами, людьми, мы живем гораздо дольше. Я родился на борту корабля во время короткого путешествия, спасшего нас от Осквернения, а мои прадеды были среди первых путешественников. Но у нас так мало детей. Редко когда у женщины бывает более одного ребенка. Поэтому теперь нас осталось всего лишь пять сотен, и наша жизнеспособность с каждым поколением все снижается.

Мы не можем забыть.

Но, согласно старой легенде, дети Создателя имели надежду. После коротеньких дождей он выпускает в наше небо радугу, как обещание звездам, что когда-нибудь он все же найдет способ вернуть их домой.

Если нам суждено выжить, мы должны отыскать дом, потерянный нами, — землю своего сердца за морем, рождающим солнце.

Пока Преследующий Море говорил, солнце постепенно начало снижаться и наступил поздний полдень; когда же он закончил свой рассказ, горизонт был освещен закатом. Волны Соулсиз мчались с запада, словно охваченные оранжево-золотым пламенем, отражая на своей поверхности каждую искру заходящего солнца. Огонь, полыхающий в бездонных небесах, отражал и утрату, и пророчество, предстоящую ночь и обещанный день, тьму, которая пройдет; ибо когда наступит настоящий конец дня и света, то нечем будет его приукрасить, не будет ни чудесного огня, ни радости — ничего, что могло бы поддержать сердце, кроме гниения и серого пепла.

Охваченный вдохновением, Гигант снова возвысил голос, в котором слышалась пронзительная боль.

Кавинант повернулся, чтобы посмотреть на Гиганта. Голова Преследующего Море была высоко поднята, а по щекам тянулись тонкие мокрые полоски, отсвечивающие золотисто-оранжевым огнем. Пока Кавинант смотрел, отраженный свет принял красноватый оттенок и начал угасать.

Гигант мягко сказал:

— Смейся, Томас Кавинант! Смейся для меня. Радость в ушах, которые слышат!

Кавинант слышал в голосе Преследующего Море подавленные невольные рыдания и мольбу, и собственная придушенная боль словно бы застонала в ответ. Но смеяться он не мог; ему было ничуть не смешно. Со спазмом отвращения к уродовавшим его ограничениям он сделал неуклюжую попытку в другом направлении:

— Я голоден.

На мгновение затуманенные глаза Гиганта вспыхнули, словно его кто-то ужалил. Но затем он откинул голову и засмеялся над собой. Его юмор, казалось, лился прямо из сердца, и вскоре он стер с его лица все напряжение и все слезы.

Когда он немного успокоился и хохот его перешел в тихие смешки, он сказал:

— Томас Кавинант, я не люблю спешить, но я верю, что ты — мой друг. Ты сбил с меня мою спесь, и одно это было бы уже прекрасной услугой, даже если бы я ранее не посмеялся над тобой.

Голоден? Разумеется, ты голоден. Храбро сказано. Я должен был бы предложить тебе еду раньше. У тебя явный вид человека, который в течение нескольких дней питался лишь алиантой. Некоторые старые провидцы говорят, что лишения очищают душу, но, по-моему, самое подходящее время для очищения души настает тогда, когда у тебя нет иного выбора.

К счастью, у меня с собой имеется неплохой запас пищи.

Ногой пододвинув к Кавинанту громадный кожаный мешок, он жестом предложил ему открыть его. Развязав стягивающие горловину тесемки, Кавинант обнаружил внутри соленую говядину, сыр, хлеб и более дюжины мандаринов величиной с два его кулака каждый, а также бурдюк с чем-то, который он с трудом смог приподнять. Решив отложить это неудобство на потом, он начал с еды, заедая соленое мясо дольками мандарина. Затем его внимание переключилось на бурдюк.

— Это «алмазный глоток», — сказал Преследующий Море. — Очень полезный напиток. Быть может, мне лучше… Нет, чем больше я смотрю на тебя, друг мой, тем больше вижу слабости. Отпей из бурдюка. Это поможет тебе лучше отдохнуть.

Наклонив бурдюк, Кавинант принялся потягивать «алмазный глоток». По вкусу он напоминал легкое виски, и Кавинант чувствовал его силу; но в то же время пить его было очень легко: он не кусался и не жег. Кавинант сделал несколько освежающих глотков и сразу же почувствовал, как к нему возвращаются силы.

Затем он тщательно завязал бурдюк, сложил обратно в мешок еду и с усилием пододвинул мешок назад, в пределы досягаемости гиганта. «Алмазный глоток» пылал у него в животе, и он чувствовал, что вскоре будет готов выслушать еще один рассказ. Но едва он улегся на носу лодки, как сумерки в небе превратились в кристальную тьму, на фоне которой веселым хороводом высыпали звезды. Кавинант не успел понять, что хочет спать, как уснул.

Сон его был неспокойным. Он пробирался сквозь какие-то отвратительные видения, полные умирающих дум, убийств и беззащитной терзаемой плоти, и, наконец, очутился лежащим на улице возле переднего бампера полицейского автомобиля… Вокруг собралась толпа горожан. Глаза у них были из кремня, а рты перекошены в единой гримасе омерзения. Все без исключения они указывали на его руки. Когда он их поднял, чтобы рассмотреть, то увидел, что все они покрыты темно-красными царапинами проказы.

Затем к нему подошли двое одетых в белое мускулистых мужчин и положили его на носилки. Ему была видна машина «скорой помощи», стоящая поблизости. Но эти двое не сразу понесли к ней носилки. Они стояли неподвижно, держа носилки на уровне пояса, словно демонстрируя его толпе.

Внутрь круга вступил полицейский. Глаза его были цвета презрения. Он нагнулся над Кавинантом и строго сказал:

— Ты перешел мне дорогу. Так нельзя. Тебе должно быть стыдно.

Его дыхание покрыло Кавинанта запахом ладана.

Сзади полицейского раздался чей-то голос. Он был таким же безжалостным, как голос адвоката Джоан. Он произнес:

— Так нельзя.

И тут все горожане разом отрыгнули на асфальт окровавленные внутренности.

«Я не верю этому», — подумал Кавинант.

Безжалостный голос тотчас отозвался:

— Он не верит нам.

Из толпы раздалось молчаливое завывание реальности, неистовое утверждение факта. Оно колотило Кавинанта до тех пор, пока тот не съежился под этими ударами, жалкий и безответный.

Затем горожане хором произнесли:

— Ты мертвец. Без общества жить ты не можешь! Жизнь может быть лишь в обществе, а у тебя его нет. Ты не можешь жить, если ты никому не нужен.

Унисон их голосов производил звук, похожий на то, когда что-нибудь рассыпается, ломается. Когда они замолчали, Кавинант почувствовал, что воздух в его легких превратился в щебень.

Со вздохом удовлетворения безжалостный голос произнес:

— Отвезите его в госпиталь. Вылечите его. Это самый лучший ответ смерти. Вылечите и вышвырните его вон.