Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

За все это время никто не произнес ни одной связной фразы. Они встречали происходящее богохульствами, проклятиями, мольбами и бессловесными восклицаниями, а иные и просто молчанием. Шалианские жрецы, отбежавшие от гробницы в страхе, что та обрушится на их головы, вели себя ничуть не лучше, чем непросвещенные солдаты, проклятый корл, поклоняющийся мертвому камню, и Лидиец, который сражался за жизнь, как всегда, молча.

Черная гробница Пандав устояла, выдержав оба толчка. Дрожь, расходящаяся из адской пасти океана, здесь несколько стихла. Судьба дала им возможность выжить.

— Смотрите, в небе змеи, — негромко произнес кто-то из солдат.

Но не прошло и минуты, как змеи перестали быть видны. Что-то поднималось между пылью, накрывшей землю, и плевками вулкана.

Они не могли понять, что это такое, кто еще вмешался. Двое из них пытались расспрашивать друг друга.

— Я слышал о таком. Это вода… море… — выговорил один из солдат. Неожиданно он закричал, повернулся и бросился прочь по улицам, наполненным смертью, спотыкаясь о вывернутые камни мостовой и перелезая через поваленные деревья. Остальные же лишь стояли неподвижно, глядя, как приближается это невозможное блестящее явление — водная стена, что выше самого высокого из шпилей Саардсинмеи.

— Что оно делает? — произнес Чакор так же негромко, как перед тем солдат.

— Ее ничто не остановит, — отозвался капитан. — Смотрите, она идет к земле.

— Но как же город? — воскликнул другой солдат, и добавил очень тихо, словно стыдился выдать тайну: — Там мой сын. И мать. Если она успеет вовремя спуститься в погреб, как вы думаете… Нет, оно затопит погреб. Эта волна сметет все, что наверху, и утопит все, что внизу. Нет, этого не может быть… Вонючие кишки Рорна, этого не может быть!

Некоторые из солдат зашептали что-то, торжественно и искренне. Они стояли, расправив плечи, глядя в лицо смерти, и молились. Жрецы Ашары молчаливо застыли позади. Они тоже ждали, пытаясь убедить себя в правильности одной из важнейших заповедей Шансара и Равнин: «Смерть хороша, ибо жизнь вечна».

Шум воды приближался. Он был похож на глубокий хрипящий вздох. Все остальные звуки утонули в нем, как скоро утонет вообще все.

— Гробница… — раздался позади голос Лидийца. — Она крепкая, и вода пройдет поверху. Это наш шанс.

Люди повернулись, хотя и не все, и воззрились на него, недоумевая, как он смеет противиться богам.

— Он прав, — поддержал его Чакор. — Пошевеливайтесь, — и подтолкнул двоих солдат, стоящих перед ним.

Внезапно все кинулись назад к гробнице. Последними шли жрецы.

Они продрались сквозь спутанные заросли алоэ. Никто не замешкался на пороге. Лишь один солдат чуть помедлил, чтобы позвать сбежавшего товарища, но тот уже исчез из виду и не ответил, а шум моря усиливался. Когда внутрь вошел последний, они напряглись, задвигая дверь. Таинственным образом та подалась, однако открыть ее изнутри будет гораздо сложнее. Но, возможно, им и не потребуется делать это.

Овальный мавзолей делился на внутреннее и внешнее помещения. Факелы жрецов осветили резной узор, покрывающий стены. Все эти листья, леопарды и смеющиеся луны казались сейчас чистейшим безумием.

За дверью темнела внутренняя часть гробницы, но у них не было необходимости входить туда. Даже здесь, в преддверии, они находились далеко от воды, под защитой двойных каменных стен, безопаснее которых не может быть ничего. Во тьме метались лихорадочные блики факелов. Бледный отсвет лег на помост, озарив еще одно проявление безумия, которое они видели, но не замечали, охватив взглядом, но не имея времени на осмысление…

Земля содрогнулась еще раз, со стен посыпалась мелкая черная пыль. Шум огромной волны превратился в устойчивое завывание. И сквозь этот невероятный вал они услышали наверху шаги Рорна…

Если они замечали друг друга, если помнили о своих семьях или богах, то ни один не показал этого. Каждый встал перед лицом смерти, как стояли до него миллиарды иных умерших — один, без спутников.

Факелы мигнули и погасли. Ночь зевнула. Раздался грохот. Колеса гигантского сверла обрушились на них с маху. И лишь затем с резким свистом нахлынула вода.

«Я забыл ее предупреждение, — подумал Регер. — Тогда она сказала мне об этом. Потому она и плакала, что знала, о чем говорит. А ее смерть привела меня сюда. Но не для того, чтобы умереть. Это не неотвратимый меч, не прерванный полет колесницы. В этом нет никакой славы, Катемвал… Амрек, где он? Под какой грудой камня и земли на равнине близ Корамвиса с ненавистью вслушивается в шаги людей наверху?»

Он почти различил, как она что-то шепчет ему — мертвая девушка с лицом, закрытым газовой вуалью. Но он не мог слышать ее…

«Ешь, пока он не видит», — мать вложила ему в руку плод.

Он ехал на собаке по имени Тьма, и толпа приветствовала его. Приветственные крики пробились сквозь толщу камня. У плода оказался вкус соленой воды.

Ужас, огонь, вода и тьма встали над миром. После краткой эпохи неизвестности, когда все вокруг грохотало и перемешивалось, как в маслобойке, а потом было сметено прочь, медленно проступил свет, зловещий и запредельный. Тишина была плотной, точно весь мир оглох, и хранила в себе непостижимые звуки, известные лишь глухим — неожиданные протяжные свистящие ноты, внезапные удары, хруст, словно ломается кость, слабый трепет, глубокий вздох…

За мили отсюда вулкан, разверстый зев Эарла, испускал тусклый темно-красный свет. Огромный столб дыма над ним казался неподвижным, но понемногу расплывался пурпурным облаком, нависающим, точно зонтик, и кое-где обведенным дымным мерцающим огнем. Где-то, в других странах, над землей взошло солнце — уже настал полдень. Но здесь на небе встал вечный закат, окрасивший все вокруг темной кровью, ржавчиной и тяжелым пурпуром разложения. Море стало почти черным, и последние вспышки гаснущего вулкана не могли разогнать этой черноты.

Черный дождь упал на город, словно оплакивая его слезами, смешанными с пеплом. Вместе с ним на землю падали мертвые птицы. Падала черепица с уцелевших крыш, и силы уцелевших падали тоже. Волна отступила, унеся с собой в океан сокровища города и взамен оставив земле свое достояние. С деревьев свисали рыбы. Водоросли застряли в дверных косяках и обвили опоры арок. Саардсинмея больше не была городом, местом, где стоят дома — она превратилась в пейзаж, скопление осыпей и торчащих камней.

Лишь изредка на развалинах мелькали какие-то проблески сознания. Время от времени можно было видеть, как движется что-то живое, или услышать чей-то оклик — но такое случалось нечасто.

Прекрасный и нетронутый, со стройными мачтами, с отверстиями для весел в длинных бортах и вардийским львом на носу, сверкающим позолотой в неверном свете дня, корабль бросил якорь на крыше храма Зардука, на высоте почти сорока пяти футов над землей.