Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея

— А кто та девушка сбоку от лорда? — поинтересовался он у соседа.

— Не твоего поля ягода. Ее зовут Паньюма, она наложница лорда вот уже пять лет.

Слат хорошенько пригляделся к ней. Она была из породы тех женщин, что нравились самому Слату, несмотря на мрачный надменный взгляд. Но на ее сандалиях и в косах мерцали золотые монетки, и она наполняла кубок лорда с видом собственницы.

— Аппетитная крошка, — осторожно заметил Слат, зная, что все сказанное им может дойти до ее ушей и что он может позволить себе быть дерзким, но не непочтительным. — Но разве лорд Хмар не может завести себе еще женщин? В этом нет ничего необычного.

— О, она у него не одна. Есть еще целый десяток, если не больше, насколько я слышал. Даже несколько этих тощих долговязых баб с юга. Но он не выставляет их напоказ. Паньюма — единственная женщина, которую видят рядом с ним.

Позже, когда Слата вызвали к лорду, он отправился к нему с легким сердцем. Разговор был кратким и по существу дела. Слат держался молодцом и предвидел, что в дальнейшем покажет себя еще лучше. В предстоящих походах продвижение обещало стать быстрым, а Хмар, судя по всему, оказался именно таким, каким ему представлялся. Слат подавил отрыжку из уважения к изящным манерам и внутренне ухмыльнулся при виде этих нервозно бегающих глаз. В конце концов он упомянул и о своей головной боли, девушке знатного происхождения, которая могла помешать ему в его службе.

— Разумеется, лорд Хмар, я без колебания вышвырнул бы ее, если бы не ее несравненная красота. Я увидел ее по чистой случайности на одних торгах… — И он принялся рассказывать, как сразу понял, что она сестра какого-нибудь аристократа из разорившейся семьи, и как заплатил за нее пятьдесят баров.

Хмар взглянул на него, и его беспокойные глаза на миг остановились.

— Мне уже рассказали о твоей девчонке. Если хочешь продать ее мне, приведи ее сюда, я посмотрю, что могу за нее предложить.

Потрясенный такой легковерностью, Слат позвал своих слуг, стоявших у двери, и Селухис поспешно привели в зал. Ее уже вымыли и приодели в платье из тонкого алого шелка, а от ее кожи исходил пряный аромат циббы.

Ее глаза поднялись и застыли на лорде Хмаре.

Слат поразился. Впервые за все время в ее лице промелькнуло что-то живое. На миг показалось, будто между Хмаром и девчонкой пробежала какая-то искра — разбойник уловил на обоих лицах узнавание.

— Да, — отрывисто сказал Хмар, но в его голосе звучала странная дрожь. — Можешь сказать моему человеку за дверью, чтобы отдал тебе пятьдесят баров.

Слат, которому уже было не по себе, ожидал, что придется торговаться; но столь безропотное согласие стало для него вторым потрясением. Суетливо кланяясь, он попятился к двери, оставив свою рабыню ее новому хозяину.

У нее было такое чувство, что, проплыв многие мили по безликому океану, она вдруг увидела в море какой-то ориентир. Не несущий ей ничего хорошего, ни радости, ни покоя — ибо все это для нее осталось в прошлом — но нечто странно узнаваемое. Она не понимала, откуда знает его. Она и не знала его, как знают человека. Она узнала его так, как любая вещь узнает свою смерть, и с таким же отчаянием.

Он сказал сдавленным голосом:

— Она здесь. Я чувствую, что Она здесь. Как Она может быть здесь из-за тебя, висская женщина?

По этим его словам она поняла, что и он тоже чувствует свою смерть — и его смертью была она. Они были смертью друг друга.

— Так тому и быть, — сказала она ему.

Он вздрогнул, потом, казалось, снова овладел собой — за исключением бегающих глаз, которые, вместо того, чтобы обегать комнату, теперь внимательно оглядывали ее.

— Ты вызываешь у меня страх. Это должно быть забавно. Ты никто. Рабыня. Падаль. Все то, чем ты когда-то была, уничтожено. Так это и происходит с нами со всеми. Когда-то и я был не тем, кто есть сейчас. Теперь я Хмар, сын богини, король-Правитель шести муравейников Таддры. Паньюма! — внезапно выкрикнул он, и практически мгновенно занавеси приоткрылись и в зал скользнула маленькая смуглая женщина в поблескивающих сандалиях. Она в упор взглянула на Астарис, и на ее ширококостном лице не отразилось ничего. — Паньюма, — негромко велел Хмар, — уведи ее и приготовь.

— Да, господин, — сказала Паньюма. Вид у нее был как у злобной няньки, потакающей избалованному ребенку. Но Астарис даже не хотела противиться тому, что должно было свершиться. Таддрийка взяла ее за локоть и повела прочь по длинной древней лестнице.

Последние металлические пятна заката уже слиняли с вечернего неба.

Женщина одела ее в черное платье, расшитое золотом, и вплела ей в волосы драгоценные камни. Ее шею, запястья, пальцы и уши увешали золотом. Астарис ощутила странное холодное покалывание в тех местах, где золото касалось ее кожи.

В золотистых сумерках Паньюма провела ее по пустынным коридорам к гранитной стене. В полу скрывался механизм, с которым таддрийка явно была хорошо знакома. Камни расступились, открывая полутемную галерею. Паньюма быстро толкнула ее в отверстие, и двери со скрежетом сомкнулись между ними.

Это было святилище мертвых.

Здесь почивших Правителей хоронили так, как с незапамятных времен было принято предавать земле висских королей. В просторных резных ящиках хранили их кости, поверх которых кучами были навалены серебряные кубки и бронзовые мечи, а повсюду вокруг в застывших позах стояли их воины, ссохшиеся в своих латах в черные мощи со стеклянными кристаллами, поблескивающими в пустых глазницах. В воздухе висели пыль и тяжелый запах древних бальзамических смол.

Но в дальнем конце галереи горел светильник, а на ложе сидел Хмар, поджидая ее. За спиной у него виднелась шеренга из десяти женщин с золотом на шеях и пальцах и фиолетовыми камнями в волосах. Астарис в один миг поняла сразу три вещи. Эти женщины были живы, но не шевелились и не шевельнутся никогда в будущем, и ей предстояло стать одной из них.

— Я вижу, ты понимаешь, — сказал ей Хмар. Он поднялся и подошел к ней, и в руке у него была золотая чаша. — Тебе предстоит стать даром моей матери. Я надел на тебя ее золото и камни, а теперь ты станешь такой же неподвижной, как она. Она преследует меня в темноте. Я разгневал ее. Но она все равно любит меня, моя матушка Анак. Любовь и страх. Вот, возьми чашу. Выпей. Это яд из джунглей, но он не причинит тебе боли. Живая смерть. И она принесет тебе бессмертие. У тебя нет выбора.

Когда она, улыбнувшись ему, протянула недрогнувшую руку за чашей, он побледнел. Она снова напомнила ему о той, другой женщине, которую он знал много лет назад и которую звали Ашне’е.

Астарис осушила чашу. Все еще улыбаясь, она спросила его:

— Сколько мне ждать?

— Недолго, — сказал он.