Джен Коруна - Год багульника. Летняя луна

— Ой, фу!.. — брезгливо вскрикнул он, глядя на противоположный берег — там, где только что стояли грозные всадники, теперь было лишь месиво из коней, оружия и закутанных в темные плащи тел. — Надо ж было получше держаться!..

Оторвав взгляд от поверженных врагов, Сигарт с уважением посмотрел на сильфа.

— Хорошая работа… — только и смог произнести он.

Жизнь в Рас-Сильване шла по-прежнему. Каждый день собирался Круг песен, раз в четверть луны шествовали стройные веллары в храм Эллар. Вот только в замке стало непривычно тихо и тоскливо; казалось, просторные залы резко опустели без маленькой веллары, а их высокие потолки стали ниже и темнее. После того, как Моав исчезла в Лунных вратах, Лагд стал задумчивым и молчаливым. Он все реже появлялся за пределами замка, а в Круге песен и вовсе забыли, когда видели его в последний раз. Но не только он один изменился с уходом Моав — даже главный заводила вечерних посиделок, неугомонный Кравой, и тот теперь был нечастым гостем под вековым дубом. Вместо этого он много времени проводил на учениях с воинами краантль или на конюшне, ухаживая за своим любимым конем Шорохом: это было то немногое, что еще интересовало его. С тех пор, как на небе взошла Синяя луна, песни и смех умолкли для молодого жреца солнца — они только лишний раз напоминали о его потере. Что же касается его общения с Лагдом, то с того дня, как исчезла Моав, он так ни разу с ним толком и не поговорил: они иногда встречались, обсуждали какие-то малозначительные проблемы, упорно не касаясь при этом того, что волновало их обоих. Неожиданное решение, принятое маленькой эльфой, будто встало между двумя магами невидимой стеной, сделавшей их общение тягостным.

Кравой несколько раз пытался вызвать князя Рас-Сильвана на откровенную беседу, надеясь узнать хоть что-то о судьбе той, которую так любил, однако Лагд каждый раз мягко, но решительно пресекал эти попытки. Однако, несмотря на то, что за все это время имя Моав ни разу не было произнесено между ними, Кравою казалось, что князь догадывается о том, что творится у него на душе, да и трудно было не догадаться. Всегда такой веселый, он теперь ходил, точно тень, с безразличной вежливостью отвечая на вопросы, методично и старательно решая дела. Проходили дни, а в его жизни ничего не менялось — все та же тоска, холодная и беспроглядная, как долгая зима.

Однажды вечером, вернувшись с очередных полевых учений, Кравой неспешно шел по изогнутому коридору замка. Его равнодушный взгляд скользил по золотым клеткам, выставленным в распахнутых на лето широких окнах. Диковинные птицы, призванные разгонять скуку эльфийских владык, заливались в них, но их звонкие трели не трогали Кравоя: его сердце само превратилось в пустую клетку. Его Моав, его драгоценная птичка, покинула его, упорхнула, как будто заслышав чей-то далекий зов… Без особой цели он переходил от одной клетки к другой, и его взгляд был похож на затупившийся клинок. Преданный друг, обманутый любовник, воин, проигравший в поединке — он даже не знал своего противника. Он мог бы прийти в ярость, но злоба была еще чужда ему — сердце молодого краантль наполняла лишь тупая боль, смешанная с удивлением.

Стражники испуганно провожали взглядами молчаливую фигуру, бесшумно бредущую по залитым светом коридорам, но солнечный эльф даже не поднимал на них глаз — потухших глаз цвета гречишного меда… Ничто не волновало его сердце, лишь изредка на него накатывали горькие воспоминания о веселом шумном детстве, проведенном в этих стенах — одним на двоих с Моав. Он тревожно прислушивался — может быть, топот маленьких ног еще раздается эхом под стрельчатыми сводами?.. Но камень молчал, как молчало и сердце Кравоя, осажденное любовью — любовью, которую он даже не выбирал. Она словно родилась вместе с ним: с того самого дня, как его, маленького, подвели к колыбели и показали непонятное, утонувшее в кружевах существо с огромными, как небо, синими глазами, навеки захватившими в плен его сердце, он больше не мыслил своей жизни без Моав. И вот теперь надо было учиться жить заново…

С грустью смотрел солнечный эльф, как маленькие пичужки прыгают по жердочкам, щебеча что-то на своем птичьем языке — они были пленниками, такими же, как и он сам. Лишь одна из них не пела — золотистая иволга; тихо и печально сидела она в своей витой тюрьме, блестящие бусинки глаз пристально смотрели на краантль. Сам не зная зачем, Кравой подошел к ее клетке, тонкие пальцы быстро открыли засов, придерживающий дверку… Несколько мгновений птица сидела неподвижно, не веря своему счастью, затем вспорхнула и, описав круг по коридору, вылетела в окно. Опершись о подоконник, Кравой наблюдал, как маленький желтый комок исчезает вдалеке, и в груди у него стало больно-больно. Он с силой зажмурил глаза, прижал веки ладонями. И с удивлением ощутил, как на сердце у него в одно мгновение стало пусто и светло.

В этот же миг его внимание отвлекли шаги — кто-то направлялся к нему. Еще миг и из-за поворота показался молодой эллари; сине-серебристый костюм указывал на то, что это младший жрец из храма Луны. Он подошел к Кравою.

— Ан синтари Эллар.

— Ан синтари… — отозвался краантль.

— Князь Рас-Сильвана просит, чтобы ты зашел к нему — это срочно.

Сердце Кравоя качнулось и как будто прилипло к спине — может, это что-то по поводу Моав! Ведь они должны встретиться с ней через три недели — неужели что-то поменялось?!

— Хорошо, — дрогнувшим голосом сказал он, — уже иду.

И, не дожидаясь, пока его проводят, сорвался с места и под изумленным взглядом эллари стрелой помчался по коридору. Вскоре он ворвался в кабинет Лагда. Тот уже ждал его, как всегда, подтянутый, спокойный, собранный. Споткнувшись об порог, Кравой ввалился в комнату.

— Ан синтари! — произнес он, тяжело дыша — весь его вид выдавал крайнее волнение, которое он не слишком успешно пытался скрыть.

Лагд удивленно поднял бровь.

— А-а, Кравой, заходи. Хотя ты и так уже зашел…

Жрец солнца пристыжено потупил взгляд. Лагд продолжил:

— Я хотел поговорить с тобой кое о чем. Это касается Моав.

Сердце Кравоя дрогнуло и качнулось в другую сторону — предчувствие не обмануло его. Неужели с ней что-то стряслось? Но Лагд выглядел довольно спокойным — случись что-то с его дочерью, он говорил бы совсем иным тоном.

— Слушаю тебя, князь… — выдавил из себя Кравой.

Веллар прошелся несколько раз по комнате, обдумывая что-то, затем сдержанно заговорил:

— Я сегодня зажигал сок сикоморы, и, мне кажется, тебе стоит поскорее выдвинуться на место вашей встречи.

— Но почему?! Моав сказала ждать ее на июльскую молодую луну — до этого еще уйма времени!