Мирей Кальмель - Наследство колдуньи

— Открывая тебе правду, Презине нужно было бы подумать, что рано или поздно я прочту твои мысли и узнаю, что вы замыслили. Ты погибла, Альгонда. И твоя дочка тоже. Вы либо обе умрете, либо будете принадлежать мне! Пей!

Молодая женщина на этот раз уже не сопротивлялась, Она поднесла флакон к губам и выпила с таким видом, с каким приговоренный поднимается на эшафот.

Она проснулась, когда звонили к вечерне. Открыв глаза, Альгонда поняла, что она по-прежнему сидит в кресле у себя в спальне, положив ноги на маленький табурет. Рядом никого не было. Быть может, это был страшный сон? Живот совсем не болел. Она было улыбнулась от радости, когда вдруг ощутила колючую боль под энненом, а во рту — привкус желчи. Она вытерла лоб. Он был влажный от пота и горячий. Она порылась в кошельке. Маленький флакон выкатился из-под ее пальцев. На молодую женщину вновь нахлынул страх.

Она поднесла руку к животу. Ни единого движения… На ресницах у Альгонды вдруг повисли слезы. Ее дочь не могла умереть! С силой оттолкнув табурет, Альгонда встала на ноги. Нужно оживить в своем теле исцеляющую силу эликсира Древнейших! Он уничтожил злое начало в яйце и в ребенке, которого она носила под сердцем. Значит, ее дочь защищена от любого яда. Она прошлась по комнате. Кровать была рядом — под расписанным бутонами роз голубым пологом и с голубым одеялом. Она так и манила к себе, но Альгонда запретила себе даже думать об отдыхе. Ей вдруг захотелось подышать свежим воздухом. Она подошла к окну, чтобы его открыть. Голова закружилась, и Альгонде пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть. По ногам потекло что-то теплое и густое. Она нагнулась, отступила на шаг, приподняла юбку и обомлела от ужаса: с черной кровью из нее вытекала жизнь.

Спустя несколько долгих минут, бледную как полотно, лежащую в луже крови девушку нашла Филиппина. Она только что поужинала и в сопровождении братьев поднималась к себе по лестнице. Поймав заговорщицкий взгляд Сидонии, юная баронесса поняла, что о своем будущем ей можно больше не тревожиться, и у нее сразу отлегло от сердца. Поэтому она поспешила к Альгонде, чтобы рассказать, что у них все получилось. На смену радостному восклицанию пришел вопль ужаса. Она поспешно выбежала в коридор, чтобы позвать на помощь.

Навстречу как раз шел Франсуа, ее младший брат. Он помог перенести Альгонду на кровать. Франсин отправили за повитухой.

Стоило Франсин выйти за порог, как Альгонда закричала, очнувшись от боли. Она вцепилась руками в простыню. По телу ее растекалась невыносимая боль. Открыв глаза, она увидела склонившуюся над ней Филиппину. Их руки спонтанно переплелись. Новая потуга заставила Альгонду изогнуться, и вместо обвинений в адрес Марты с губ ее сорвался глухой хрип.

— Помоги мне! — взмолилась она, когда боль ненадолго отступила.

— Что я могу сделать? — трепеща, спросила Филиппина, с ужасом понимая, что Альгонда цепляется за нее, пытаясь встать.

Альгонда не ответила. В этот миг ею руководила какая- то высшая сила. Сила, оживившая ее помертвевший живот и подталкивающая к действию.

— Надо встать… — проговорила Альгонда, у которой низ живота горел огнем, и попробовала приподняться.

— Повитуха! Нужно дождаться повитуху! — пробормотала испуганная Филиппина.

Но Альгонда уже встала с кровати и, покачиваясь и держась руками за руки Филиппины, присела и стала тужиться что было мочи.

— Пресвятая Дева, помоги! — пролепетала Филиппина и отвела глаза.

Тошнотворный запах крови, от которого воротило с души, хрипение роженицы ужасали ее. Если бы Альгонда не держала ее за руку, девушка убежала бы не оглядываясь.

Альгонда не замечала ничего вокруг. Все ее существо было подчинено этому главному чувству, этому голосу, звучащему внутри нее, похожему на журчание ручья, который просил у нее помощи и любви. Ее дочка, такая крошечная и беззащитная, смогла найти в себе силы, чтобы направлять ее. Но времени у них было мало.

— Боже, меня сейчас вырвет! — заикаясь, пробормотала Филиппина и попыталась освободить свои руки, чтобы зажать ими рот.

— Позже… Потом… — ответила Альгонда, тужась еще сильнее. Голова ее запрокинулась, глаза закатились.

Услышав ее нечеловеческий крик, Филиппина лишилась чувств и упала на ковер. Безучастная ко всему, что ее окружало, Альгонда подняла свои юбки и прижала сложенные чашей ладони к своему раздираемому болью лону. Головка уже вышла. «Еще одно усилие!» — и приказывал, и умолял журчащий в ней голосок. В большой любви, которую она испытывала к Матье вопреки всем и вся, таился для Альгонды неисчерпаемый источник физических и душевных сил. На свет появилось, словно разматывающийся моток ленты, маленькое тельце. Альгонда упала на попу, поднимая его вверх. Лицо у ребенка было синюшным, на нем читалось страдание ускользающей жизни. Подчиняясь инстинкту, выходящему за рамки людского понимания, Альгонда приблизила губы к полуоткрытому ротику девочки и вдохнула в него весь воздух, что оставался у нее в легких.

Она ощутила биение под своими пальцами. Чудо! Биение ожившего сердца! Словно зачарованная, она поднесла к лицу свою малышку, которая вдруг залилась пронзительным криком. От нее исходило синеватое сияние, лучи которого все удлинялись, пока не озарили их обеих. Альгонда ощутила его тепло и доброту.

— Ты — Элора. Моя дочь. И в тебе не будет ни капли зла, — прошептала она, а потом с улыбкой перекусила пуповину зубами.

Она улыбалась, потому что ощутила полнейшую уверенность в том, что, сколько бы Марта ни пыталась им навредить, она не сможет предотвратить то, что должно сбыться.

Этой туманной, холодной ночью на долину Изера обрушился дождь. Весеннее тепло обманчиво, поэтому никто не удивился. Филиппина бесшумно сбросила с себя одеяло, соскочила с постели и в третий раз побежала в свою уборную, чтобы исторгнуть из себя рвоту. Это была цена ее освобождения. Внутренности у нее болели, но воспоминания о страданиях Альгонды настолько были живы в памяти, что она без колебаний проглотила содержимое черного флакона, который ей передала ее горничная. Каким бы горьким ни показалось ей зелье, какими бы болезненными ни были спазмы в животе, которые последовали за его приемом, она сто раз предпочла бы эту боль родовым болям. Филиппина все для себя решила. У нее никогда не будет детей. В свете свечи она промыла рот надушенной водой и, морщась, вытерла его перед зеркалом. Сидония права: после таких треволнений и в таком состоянии она не смогла бы наутро отправиться в Сен-Жюс де Клэ. Ей следовало бы сразу же вернуться в постель, но она накинула на плечи халат и открыла дверь, отделявшую ее комнату от спальни Альгонды.