Лайон Спрэг де Камп - Новария

— Как это: перевернем?

Джориан растолковал ему, в чем особенности треугольных парусов и какие могут возникнуть сложности, когда при смене галса разворачиваешь рей в подветренную сторону. Джориан с тревогой поглядел вперед, дальний берег устья виднелся все отчетливее — длинная зеленая полоса, одни леса да болота, и лишь кое-где вкрапления деревень и злаковых полей.

— Перебирайся вперед, Зерлик, и следи за глубиной. Нам сейчас только на мель сесть не хватало.

— Как мне следить?

— Смотри вниз, а как покажется, что видишь дно, кричи.

Через какое-то время Джориан, зычным криком предупредив Зерлика, резко повернул румпель и повел «Летучую рыбу» на правый галс. Маленькое судно хорошо слушалось капитана и на новом галсе шло не хуже, чем на предыдущем.

— Ксиларцы еще не сдались, Джориан, — предупредил Зерлик. — Они идут наперерез.

Джориан прищурился. Борясь со встречным ветром, преследователи медленно двигались в сторону моря. «Летучая рыба» мчалась куда быстрее баркаса, но курс ее диктовался направлением ветра, и два судна неизбежно должны были встретиться.

— Может, снова свернем, пока не подошли к ним, — предложил Зерлик.

— Можно, но они все равно окажутся южнее. Выйдут в море и перехватят нас на следующем галсе. У меня есть план получше.

В глазах у Джориана появился недобрый блеск; он вел судно, не меняя курса. Баркас был все ближе.

— А теперь, — сказал Джориан, — возьми рупор, пройди на нос и крикни, что мы собираемся использовать свое право пройти первыми. Пускай посторонятся, если не хотят разлететься в щепки!

— Джориан! Если мы столкнемся, разобьются оба судна!

— Делай, что говорю!

Зерлик кивнул, прошел вперед и выкрикнул то, что ему было велено. Ксиларцы повернули головы к «Летучей рыбе», которая стремглав неслась прямо на них. На баркасе произошло оживление, кое-кто из преследователей приготовил сети и лассо. Рыбацкая лодка летела, не сворачивая.

— Умеешь плавать, Зерлик? — спросил Джориан.

— Немного, но до берега не доплыву! О боги, Джориан, ты и впрямь хочешь в них врезаться?

— Увидишь. Предупреди их еще раз.

В последнюю минуту на баркасе спохватились. Принялись грести назад, так что вода вокруг весел забурлила. «Летучая рыба» пронеслась совсем близко, и баркас отбросило в кильватер. Один ксиларец поднялся и стал грозить кулаком, но товарищи силой усадили его на место.

— Уф! — вырвалось у Зерлика. — Ты бы, правда, на них налетел?

Джориан усмехнулся.

— Чего не знаю, того не знаю. Запас был; если что, могли бы увернуться. По крайней мере, теперь можно выкинуть их из головы и плыть спокойно, если не помешают шторма, штили, морские чудовища и пираты. А теперь — извини, я помолюсь Псаану, чтобы отвел от нас эти напасти.

Наступила ночь, но ветер не унимался. Зерлик сидел, повесив голову, и стонал: пища, съеденная за обедом, давно отправилась за борт, и ужинать он был не в состоянии.

— Как ты можешь? — Он с отвращением глядел, как Джориан, не отрывая руку от румпеля, уписывает довольно сытный ужин. — Ты ешь за двоих.

Джориан надкусил яблоко, прожевал и ответил:

— Раньше и меня в море тошнило. Во время первого похода против пиратов, когда я был королем Ксилара, я просто подыхал от морской болезни. Как тот парень из оперетки Галибена и Сильферо «Славная девочка с корабля». Помнишь, он поет: «Я капитан пиратов бравый»?

— Не слышал. Спой, пожалуйста.

— Попробую, хоть вокальному искусству не обучался: времени не было.

И Джориан запел густым басом, слегка фальшивя:

— Недурно, — заметил Зерлик. — Надо бы разучить, а то я не знаю ни одной новарской песни.

Он затянул начало тоненько, но очень чисто.

— Ты прекрасно поешь, не то что я, — сказал Джориан, когда Зерлик с его помощью закончил последний куплет.

— У нас человек из знатной семьи непременно должен это уметь... А как ты справился с морской болезнью?

— Да так, спасибо Псаану...

— Спасибо кому?

— Псаану, новарскому богу морей. Организм как-то приспособился, и больше меня не тошнило. Может, и ты привыкнешь. Да, кстати, в Иразе что-нибудь знают о моем... бурном прошлом?

— Насколько мне известно, нет.

— Как же ты о нем узнал?

— От доктора Карадура. Он сказал, что ты был королем Ксилара, а потом вы вместе путешествовали в Мальвану и Швению. Это чтобы мне легче было тебя найти. Он взял с меня слово держать все в тайне.

— Карадур молодец! Умный старик, хоть иногда и бывает рассеянным. Знаешь что: когда мы доберемся до твоей родины, помалкивай насчет Ксилара и всего прочего. Никому ни слова. Хочу, чтобы меня считали просто почтенным мастером. Понял?

— Да, сударь.

— Тогда иди сюда и возьмись за румпель. Скоро уж, верно, час Совы, мне надо немного поспать.

— Можно подвести лодку поближе к берегу? Я плохо вижу землю. Страшно, когда кругом одна вода.

Зерлик показал рукой на восток, где между залитым луной небом и его отражением в море темнела полоса ксиларских земель. Волны дробили лунный свет на тысячи серебристых блесток, отделяющих «Летучую рыбу» от берега.

— О боги, нет! — воскликнул Джориан. — Это же подветренный берег, и чей! Пусть лучше кругом будет побольше воды. Старайся не менять расстояния, оно в самый раз, а если что случится, буди меня.

На другой день продолжал дуть западный ветер, по ярко-синему небу неслись маленькие, словно ватные, облака. Зерлик все еще жаловался на головную боль, однако собрался с силами и немного поел. Джориан, по-пиратски обвязавший голову платком взамен улетевшей шляпы, взялся за румпель. Управляя «Летучей рыбой», он расспрашивал Зерлика о пенембийском языке. Объяснения длились около часа, и вдруг Джориан хлопнул себя по лбу рукой:

— О великие боги! — воскликнул он. — Ну и язык! И как он дается бедным пенембийским детям? Я могу понять, когда в языке есть изъявительное, вопросительное, повелительное, условное и сослагательное наклонения. Но когда к ним еще добавляются желательное, причинное, сомнительное, сообщительное, ускорительное, описательное, протяженное и...

— Ну конечно, мой дорогой Джориан! В этом и состоит, как мы считаем, превосходство нашего языка над всеми прочими. На нем можно точнее выразить, что думаешь. Вернемся хотя бы к совершенному сообщительному аористу глагола «спать». По-новарски было бы: «Говорят, что я имел привычку “спать”». А пенембийцам достаточно одного-единственного слова...