Гыррр Макарка - Под сенью клинка

Дерек указал на свою работу. Ильм подошёл, присмотрелся… Камень распался на две части точно по указанной им линии. Дерек сделал вид, что всё нормально. Каждый день он дома алмазы подобным образом резал.

— Потрясающе! — выдохнул купец, разглядывая половинки. — Точно по дефекту! Владыка, ты огранкой алмазов заниматься не пробовал? Чтоб так распилить, гномам пара дюжиниц потребуется, а если скупать необработанные камни, и ты их потом так вот разрезать будешь… Знаешь, сколько можно сэкономить? И по деньгам и по времени? Я так понял, — добавил он, понизив голос, — у Хельма с финансами крупные проблемы — слишком долго он телепорт сюда искал, если не врёт, конечно…

Дерек мрачно уставился на купца.

— Не понял, — процедил он, — тебе кто нужен — владыка, охранник или ювелир? Ты уж определись как-нибудь.

Ильм побледнел и отвёл взгляд.

— Прости, владыка, — торопливо произнёс он, — я увлекаюсь и бываю иногда… бестактен. Конечно, мне нужен владыка. Виноват, больше не повторится.

В этот момент в дверях появился Хельм — растрепанный, перепачканный, с виднеющимися сквозь разорванную рубаху глубокими царапинами на груди и животе. Вид у него был виноватый и побитый. Ильм исподтишка взглянул на тайного и не очень удачно попытался скрыть злорадную ухмылку. Хельм угрюмо взглянул на обоих и признался:

— Прости, владыка, мы его упустили. Сейчас Корум и Ингур идут по следу. Должны догнать — две стрелы в него точно попали. Владыка, это моя оплошность, и я приму любое наказание.

Не успел Дерек открыть рот, как купец снова затараторил:

— А тебя что, вопрос, разрубил ли владыка алмаз не…

И тут же заткнулся, поймав взгляд владыки.

— Да меня это и не интересовало, — устало махнул рукой Хельм, опускаясь на табурет. — Можно подумать, это что-то изменило бы…

И опёрся локтями на стол.

Стол рухнул, сложившись по месту разреза. От падения Хельма спасла только отменная реакция и дюжина отборных слов.

— Ничего себе, — обалдел купец, — ты и стол грохнул? Хельм, хозяину этой халупы за мебель сам платить будешь… а алмаз владыка разрезал. Хочешь посмотреть? Надо бы, кстати, теперь обговорить условия, на которых мы тебе помогаем, слышишь, владыка?

— Обговорим, — отозвался Дерек. — Хельма только перевяжем и в порядок приведём.

— О самая прекрасная роза цветника моего, жемчужина сердца моего, солнце жизни моей, чья красота затмевает блеск всех сокровищ этого города, что тревожит тебя? Ибо чувствую я, что перестал огонь любви твоей взвиваться к небу, достигая искрами жара своего самых далёких звёзд? Неужели последние подарки от купцов заморских не порадовали мою прекрасную розу?

— Скажи мне, о великий шах, затмивший солнце своим величием, рассмотрел ли ты сегодня те документы и отчёты, что я тебе советовала?

— О прохладный родник, к которому спешат приникнуть уста мои, дабы утолить нестерпимую жажду, конечно, половину суток анализировал я подчёркнутые твоей нежнейшей рукой строки…

— И?

— О горная река, своенравная и бурлящая, что… 'И'? Что означает сей звук, который произнесли уста, со сладостью которых не сравнятся самые спелые вишни сада моего?

— Послушай, Арзим, а самый стройный кипарис в этой роще никак по-человечески разговаривать со своей прекрасной розой не может?

— О южное море, сводящее с ума глубиной и неизведанностью, что в твоём понимании по-человечески? Раньше моё бесценное сокровище не тяготилось речами моими.

— Ну что-нибудь типа: рыбка, я всё прочитал и вот что думаю… Без растительно-ювелирной дребедени. Ладно б эльф был, мелодию какую информативную на этот бред накладывал, или шифр какой, вроде: роза — да, первый визирь предатель, вишня — второй, так ведь нет, просто так воздух сотрясаешь!

— О дивная радужная форель, искрящаяся под солнечными лучами в хрустальной воде, разве можно оскорбить столь прекрасную и опасную акулу примитивной речью? Да разве б был я достоин называться великим шахом и просто мужчиной, если б позволил себе разговаривать с любимейшей и мудрейшей женой своей, не выражая к ней тех бурных чувств, которые переполняют сердце моё?

— Скорее, чресла твои… Короче — ты согласен с моими выводами?

— О да, несравненная, чей разум превосходит своей остротой лезвие меча моего, ты права — в нашем плодоносном саду завелись гусеница, поражающая цветущие деревья, и хорошо, если одна. Завтра, с наступлением утра, после того, как ты позволила бы своему кипарису выразить тебе свою любовь, намерен был я обсудить с тобой план дальнейших действий…

— Ладно, какие ещё новости собирается сообщить мне алмаз, блеском своим затмевающий… и так далее… что ещё?

— О яхонтовое ожерелье, которое переливалось вчера в ладонях моих и которым с рассветом намерен украсить я дивную шею твою, агенты с Севера доносят, будто появились слухи о появлении очередного светлого владыки? Не будет ли угрожать его приход нашему благополучию? Ведь тогда нынешнее положение вещей долго не продержится? Не может ли тёмный ринуться к нам в поисках спасения?

— Не может. Сам знаешь, между нами четыре магических кордона, именно на него и настроенные, и два моря. Но сообщать об этом не обязательно. Наоборот — стоит подумать, как наиболее эффективно использовать эти донесения в своих целях. Надуманная угроза внешнего нападения как нельзя более подходит для решения дел внутренних.

— Скажи мне, счастье жизни моей, не связан ли приход светлого владыки с тем, что в чувствах твоих ко мне наступил период зимнего покоя?

— О горный орёл, парящий над скалами — прояви сообразительность, свойственную хотя бы соколам, и подумай — где мы, и где — владыка…

— Тогда, о пантера, чья гибкость не знает пределов, скажи мне, куда активировались те телепорты, которые засекали маги во дворце твоём?

— О кобра, чей яд опаснее слов завистника, вот и спроси у них… ибо слышала я, как шептались между собой визири твои, что слишком мало времени уделяет великий шах цветнику своему, пренебрегая нераспустившимися бутонами, и всего четырёх наследников мужеского пола родили ему жёны его за то время, что изучал он тонкости политики в тенистых рощах дворца моего. А потому, думается мне, лучше будет, о тигр, стерегущий у водопоя трепетную лань, если сегодня сорвёшь ты полудюжину нераспустившихся бутонов в цветнике своём, ибо засохнут те бутоны без полива и заботы, да и ты о шипы розы своей не уколешься.

— О… эээ… да что с тобой… ты что, не знаешь, что одна ночь принадлежит одной женщине? И что должен я поднести тебе подарок, если пришёл во дворец твой и уйду, не даровав тебе ласк своих?

— А, так ты всё-таки способен нормально разговаривать? Знаю-знаю, ограничишься одним бутоном. Только выбери тот, что смотрит на тебя с восторгом, а не с ужасом. А я тут как раз вчера у ювелира Ирдарма видела перстень: сапфир с бриллиантами гномьей работы — самое оно, чтобы подарить мне за отсутствие любви великого шаха.