Олег Авраменко - Адепт Источника

— Как к тебе попал мой портрет? — спросил я Пенелопу.

Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.

— Недавно я побывала на Земле Аврелия, представилась при дворе графа Тулузского твоей дочерью…

— Меня там еще помнят? — удивился я. — Странно. Ведь с тех пор прошло много лет.

— Но память о тебе не померкла. Теперь ты — легендарная личность. О тебе слагают героические баллады, рассказывают невероятные истории о твоих подвигах, а многие незаконнорожденные претендуют на то, чтобы называться твоими детьми. Меня не сочли самозванкой только потому, что между нами есть несомненное сходство. Граф принял меня очень радушно, а я… — Щеки Пенелопы порозовели от смущения. — А я, неблагодарная, похитила из его коллекции твой портрет — уж больно он мне понравился. Впрочем, никто не заподозрил меня в этом злодеянии.

— Кто теперь граф Тулузский? — поинтересовался я.

— Людовик Четвертый.

— А Людовик Третий?

— Умер девять лет назад.

Я вздохнул.

— Жаль, конечно. Мы были друзьями… Выходит, Александру так и не удалось покорить Лангедок?

— Нет. Мировой гегемонии он не достиг и по-прежнему довольствуется германскими землями.

— С чего бы это? — произнес я, приятно удивленный и даже обрадованный. — Что ему помешало?

— Не что, а кто, — уточнила Пенелопа. — Когда ты пропал безвести, кузен Дионис взял Землю Аврелия под свое покровительство. Подозреваю, что вначале он сделал это в память о тебе, но потом, видимо, полюбил твой мир и теперь проводит там добрую половину своего времени.

— Это очень мило с его стороны, — сказал я. Земля Аврелия была одним из моих самых любимых местечек, до появления Александра средневековье там протекало в довольно культурной и цивилизованной форме, и я был бы огорчен, если бы мой братец все изгадил, установив свой теократический режим. — Я рад, что мой мир понравился Дионису; впрочем, у нас с ним всегда были схожие вкусы. Да, кстати, что слышно о старине ди Анджело? Он еще жив?

— Жив-здоров, — ответила Пенелопа. — Бодрый старик. Правда, уже не носится по всей Европе, как в прежние времена. Возраст дает о себе знать.

— Ему, должно быть, за восемьдесят, — прикинул я. — Чем он сейчас занимается?

— Поселился в Неаполе и продолжает создавать шедевры. А совсем недавно с ним приключился один забавный конфуз.

— Какой же?

— Дело в том, что у неаполитанского короля есть дочь — очень красивая, но крайне распущенная молодая особа. Говорят, она завлекла в свои сети Диониса… но это так, между прочим…

Я исподволь усмехнулся. Откровенность Пенелопы, пусть и невольная, была для меня хорошим знаком.

— Так что же произошло между ди Анджело и принцессой? Она завлекла и его?

— Только как художника. Очарованный ее красотой, ди Анджело обратился к королю с просьбой разрешить ему написать портрет принцессы в образе Девы Марии, но король, ревностный христианин и ханжа, с негодованием отверг его предложение. Мало того, он не на шутку разозлился, в присутствии придворных обозвал маэстро святотатцем и заявил, что это кощунство изображать его беспутную дочь Богородицей.

Мы рассмеялись, и лед, похоже, тронулся. Между нами рухнула стена неловкости и настороженности, в наших отношениях появилась непринужденность, начали пробиваться первые ростки доверия. Я раскурил следующую сигарету и продолжил расспрашивать Пенелопу об одном из моих любимых миров, но слушал ее ответы вполуха. Я смотрел на нее, чувствуя, как в моей груди разливается какая-то странная и очень приятная теплота. Во мне просыпалась особенная нежность, совсем не похожая на ту, что я испытывал к женщинам, которыми обладал, но и отличная от моей нежности к матери и сестрам.

Пенелопа, моя дочь… У меня есть дочь. Я отец… Боже! Я — отец!..

Чем дальше, тем больше я убеждался, что она именно такая, какой бы я хотел видеть свою дочь. Красивая, умная, обаятельная, общительная — и так похожа на свою мать. И на меня, и на Юнону. Я мог бы гордиться такой дочерью, и я начинал гордиться ею, восхищаться, обожать… Но, но… Как много я упустил!

Я не мерил шагами приемную больничных покоев, в волнении ожидая ее появления на свет. Не качал ее на руках, не целовал перед сном, не рассказывал ей на ночь сказки. Не воспитывал ее, не заботился о ней, не переживал за нее, когда она стала подростком, не радовался ее успехам, не огорчался ее неудачам… Я даже не подозревал о ее существовании, пока не встретился с ней — уже взрослой, самостоятельной девушкой. Ах, как бы я хотел повернуть время вспять, заново прожить эти годы!

— Тебе сколько лет? — спросил я, воспользовавшись паузой в рассказе Пенелопы.

— Еще не исполнилось двадцати двух, — ответила она. — По моему собственному времени, разумеется. Большую часть своей жизни я провела в Сумерках.

«Она такая молоденькая!» — с умилением подумал я, и мне так захотелось обнять ее, расцеловать, прижать к груди…

— Ты Сумеречная?

— Формально да. Дед Янус признал меня как свою внучку, когда мне исполнилось пять лет, и с тех пор я считаюсь полноправным членом Дома.

— Принцессой?

— Да. И опять же, только формально. Я очень редко бываю в Истинных Сумерках и других официальных владениях семьи. У меня не сложились отношения с родней — ни по маминой линии, ни по твоей… За редким, правда, исключением.

— Почему? — искренне удивился я, в пароксизме внезапно вспыхнувшей отцовской любви возмущенный тем, что кто-то может плохо относиться к моей очаровательной крошке.

— Предрассудки, — горько усмехнулась Пенелопа. — Почему-то, когда семью создают двоюродные брат и сестра, это считается в порядке вещей, но я, дочь тетки и племянника, совсем другое дело. В глазах большинства родственников, особенно из Света, я — дитя греха. Меня сторонятся, не хотят иметь со мной ничего общего.

— Понятно, — сказал я. Никакой вины за собой я не чувствовал, здраво рассудив, что если бы не наша с Дианой любовь, не было бы и Пенелопы. И хотя с момента нашей встречи прошло совсем немного времени, я уже не представлял себе мир без нее, без моей дочери. Я только жалел, что вернулся так поздно. — Ты живешь здесь?

— Да, это мой мир, вернее, мир моей матери. После того, как ты исчез, она перестала держать его местонахождение в тайне и по всей форме зарегистрировала его как свое личное владение. Umbra 7428-OIT, если тебя интересует каталожное наименование. Но обычно его называют Сумерками Дианы.

— Ты хорошо помнишь мать?

Пенелопа отрицательно покачала головой.

— Я совсем не помню ее. Она ушла вслед за тобой, когда мне было полтора года. Тетя Минерва считает, что в глубине души я осуждаю маму за то, что она бросила меня, но это не так.

Я с трудом проглотил застрявший у меня в горле комок.