Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

— Если будешь слишком торопиться, то очень быстро накопившееся в теле силы, покинут тебя. И ты опять скроешься в сонное забытье, чего бы мне особенно не хотелось, когда солнце третьего уже начало клонится к заходу.

Иветта попыталась разглядеть человека, сидевшего перед ней, но могла различить только его очертания в глубокой темноте. Она хотела произносить слова, но голосовые связки, натянувшись, пронзили гортань нестерпимой резной болью, и все же, хрип вышел из ее пламенеющих уст:

— Кто?

И в ответ прохладная ладонь легла на ее воспламеняющееся огнем чело, убирая черные кудри в сторону.

— Все будет хорошо, — шептал человек, мужчина, которому принадлежали эти невероятно нежные и мягкие руки, сотканные из покрывал небесных и пальцы, словно прохладный газового шелк, что проводили вдоль ее ресниц, очерчивая тонкие скулы, так гончар осматривал завершенный труд. — Не открывай своих глаз, — продолжал сетовать он, вытирая пот с впалых раскрасневшихся бутоном акации щек, — пока ты еще не сможешь окончательно привыкнуть к полуденному свету. Через несколько часов, быть может, — и в голосе его она смогла различить теплую, едва различимую насмешку.

Иветта делала отрывистые и небольшие вздохи, примечая в воздухе необычайный аромат жасмина, столь сильным и острым было сладострастное веяние, что ей почудилось, что она стояла посреди цветущих садов, украшающих имперские дворцы, возведенные из цельного золота. И, раскрывая алтарные высокие врата, кружевной тесьмой плетясь темным и богатым гагатом, перед взором воздымались великолепные деревья под стеклянными куполами, отсвечивающие бриллиантовым свечением на прозрачно-аквамариновые половицы, вдоль которых выстилались нежно-кремовые лепестки жасмина и фиалок, и воздушных хризантем. По хрустальным дворам бежала прохладная вода, и в украденных кипарисом тенях, скрывались музыканты в белоснежных туниках, отороченных серебром и золотом, создавая безупречность из струн ажурных арф из слоновой кости с волнообразными завитушками, выгравированными на концах белоснежных колонн. В нефритовых чашах плещется золотистый мед с лепестками красной розы, и женщины золоченой охрой покрывают тела, одевая сливочно-атласистый наряд в праздник равноденствия, окрашивая хной веки, кистями проводя по полным и зовущим губам. Мужчины же прячут лица за звериными масками, пугающими и причудливыми, и по ониксовым краям блуждают тени, отбрасываемые диким и неукротимым пламенем, вздымающимся высоко к черным хребтам неба. И выходят юноши в черных накидках на поединок с золотой символикой благородного дома на груди, проливая кровь в честь полной луны, поражая искусством войны блистательных владык, снисходительно и торжественно наблюдая на зовущую их юдоль с небесной, царственной обители. Она слышала, как разносится звук металла у многочисленных костров, что сияли буро-красным и изумрудно-голубым, а алые искры восходят ввысь, когда соединяются в реве черные лезвия заостренных клинков и напрягаются отточенные мускулы парных воинов, чьи тела накалены до предела от напряжения и изнурительной битвы. Она могла почувствовать запах разгоряченной стали, сталкивающейся с собратом, почувствовать жар острого, как промерзший воздух, лезвия на своей коже…

Иветта резко распахнула широкие и испуганные глаза, что были зеленее бирюзы, и ярче падающей звезды в безлунной ночи, как у загнанной в угол лани, борющейся за остатки утекающей жизни, и, превозмогая боль, девушка извернулась на простынях, чтобы остановить приближающейся к ключицам кинжал, застывшей в полуметре от ее болезненного лица. Но запястье, к которому она прикоснулась, не дрогнуло, остановилось в воздухе, словно не решаясь продолжить начатое грехопадение. И она подняла горящий взгляд к человеку, что намеревался лишить ее воспоминаний о людях, которых она отчаянно любила, память о которых лелеяла больше собственной жизни. И с ее памятью в бездну канут и те, кто продолжал жить вместе с ее бьющимся сердцем. Казалось, что минула вечность, когда их взгляды встретились, и время застыло, когда черные локоны ее волос затрепетали под дрогнувшим дыханием, а губы в изумлении раскрылись, и она не смела и не желала отводить глаз, плененная чистотой его неприкаянного и светлого взора. Она увидела прозрачную синеву моря, и алмазный лик полнолуния, заволоченный дымчатым флером павших на землю сумерек. Лицо его было создано из самой прекрасной и нежной сказки, из дальней и давно забытой сердцем мечты, из глубин забвения прошлых жизней, когда они были единым целым, еще не расколовшись на две одинокие половины. Глубоко в себе, Иветта подсознательно ощущала, что где-то прежде уже видела эти завораживающие, глубокие глаза, сиявшие ярче любого сапфира. Было нечто интимное в том, как два незнакомых друг друга человека вглядывались в свое отражение в глазах другого. Увиденное захватывало и поражало, в то время как на своих губах она ощущала вкус его дыхания, тяжесть кинжала, что он держал в руках. Хватка ее цепких пальцев немного ослабла, но руки она все равно не отняла, и после того как мужчина, стоявший над ней заговорил, ей понадобилось несколько секунд, чтобы зрение смогло обрести четкое очертание окружающего пространства.

— Я не собираюсь причинять тебе боли, просто хотел помочь сменить одежду и омыть, — говорил он, неотрывно глядя в ее дымчато-зеленые глаза, полыхающие огнем и яростью, надеясь, что она сможет прочитать истину в его глазах, распознать искренность в произнесенных словах, почувствовать равномерность и хладнокровное спокойствие в пульсе, бьющемся в ее ладонь. Но аккуратные древесно-угольные брови сошлись на переносице, когда она гневно прошипела сквозь зубы:

— С чего мне доверять человеку, поднесшему ко мне обсидиановый клинок? Человеку, которого я не знаю?

— Я и не прошу доверять мне, — мягко ответил мужчина, расцепляя своей второй рукой ее пальцы, и кожей своей она ощутила остроту и холод золотых перстней. Он ловко вывернул кинжал в своей руке, да так быстро и искусно, что глаза могли лишь поспевать за отсветами черного серебра, мерцающего в тенях просторных и широких апартаментов, свистящий звук клинка разносился эхом, отскакивая от стен, и перламутровых балюстрад фантастических зверей, винтовых мраморных лестниц, ведущих к прозрачно-изумрудным куполам, как невидимый призрак. Мужчина положил кинжал рядом с собой на небольшую столешницу из лунного камня, но будто вовсе и не заметил, что Иветта также с легкостью могла дотянуться пальцами до обжигающей рукояти, а может, сделал это преднамеренно, не боясь, что она сможет причинить ему хотя бы каплю физического вреда. Он потянулся вперед, взяв небольшой кожаный мешок, лежащий у изголовья огромной кровати, и развязав шнуровку, достал темную тунику и светло-серые брюки с белоснежным поясом, и черные сандалии из натуральной кожи, расшитые золотыми нитями.