Евгения Кострова - Лазурное море - изумрудная луна (СИ)

— Девчонку обещали мне! — сплевывая злобу, проговорил он, и голубые жилы проступили на его толстой шее, когда он придвинулся ближе, отчего заостренный конец меча прорезал загорелую кожу у ключицы молодого мужчины, и кривая струя темной крови скатилась к груди полной каплей, оставляющей за собой рубиновую полосу.

— Забавно, — пробормотал темноволосый мужчина, обхватывая ладонью кинжал, отчего и рука его окрасилась в багрянец крови, — я подумал, что это аукцион. И тот, кто больше предложит, тот и является победителем.

Несколько людей в праздничных белоснежных хитонах и платьях ступили в главный зал, спустившись с лестниц, беззвучно вытаскивая из стеклянных ножен смертоносные орудия, а темные барсы и рыси, возлежащие у ложа дворянина, осклабились, выставляя клыкастые пасти, словно предостерегая, что следующий рывок будет направлен на открытую гортань.

— Ублюдок, — взорвался человек, убирая меч в сторону, вдоль клинка которого, текла еще горячая кровь, он содрогнулся, словно у него перехватило дыхание, и отступил с побелевшими губами. Черты его жестокого лица немного расслабились, но суровость из взгляда не исчезла. — Жизнь может оказаться слишком долгой, Илон, — угрожающе произнес человек, выпячивая нижнюю губу, — и я еще успею за нанесенное оскорбление воздать тебе должное.

И с этими словами он немедленно покинул торжественные залы, вскинув на плечо леопардовые шкуры, и под взрывные возгласы смеха, шум и битье стеклянных бокалов сорвался в бег, но ему на пути к свободе, преградила дорогу — смерть. Женщина с одеянием легче лебединого пера и короной золотых крыльев сокола на челе, вознесла над головой острие с резным эфесом, рассекшее сам воздух, и кровь рдяным всполохом огня усыпала ее белесое платье, когда прозрачный нож полосою пронзил горло. И черные волосы пали чернью яда на плечи, когда клинок со звоном пал на мраморный пол, слившись с белизною и фиолетовыми переливами лунного камня.

Айвен смотрела, как текла кровь мужчины, не слыша всеобщих криков и поднявшегося над трибунами дыма. Словно извилистая и пьяная река, вытекала рябиновая жидкость, а тело мужчины все еще дрожало, толстые мускулистые руки тянулись к гортани, откуда выхлестывалась фонтаном жизнь, но из глаз медленно исходило стремление к борьбе. И сдавшийся воли иного мирозданья, его голова откинулась, а лицо искривилось выражением окаменевшего ужаса, губы изогнулись в предсмертном крике, застывшем где-то в груди, и золотые кольца оборачивались небесным пламенем на малиново-алом закате дня, разливавшего свой свет над головою перед восшествием на престол суток сумерек. Он ушел за порог другого бытия. Когда Айвен подняла голову, она тщетно надеялась увидеть лицо Ариса, он растворился в всеохватывающем залы пламени, суете и галдеже. И горящий огонь стал зеркальным отражением ее глаз, когда она смотрела, как с женщин срываются драгоценные украшения, и опадают на полы каменья, как белоснежные стрелы с высоты черного неба пронзают глазницы грозных зверей, что сопровождали на всем пути своих господ, как люди выворачивались и изгибались под глубокой синью огня. И алые покрывала на стенах утопали в пепле.

Она почувствовала, как ее плечи отпустил стражник, удерживающий девушку на месте, и, ринувшись в сторону главных каменных ворот, он не успел сделать и трех шагов, когда его грудь поразили золотые когти, пестрящие бриллиантами, на лице его на краткий миг застыло изумление и потрясение, и горечь сменила страх в глазах, когда его сердце вырвали из грудной клетки. Айвен подняла свой взгляд, смотря, как трепещущее сердце трепещет в ладони дворянина, превращающееся в пепел. Татуировки возле его очей облизывали темную кожу, как языки змей и пламени, что разгоралось огромными красными стенами.

Айвен не дрогнула, когда аристократ подошел вплотную к ней. С его руки капала кровь, и золотые цепи, увешивающие его расшитый рубиновыми камнями кафтан, звенели в горячем воздухе и поднимающихся в небо огненных искр. Она не смогла уловить от него запаха гари и пороха, крови или слез, от него веяло ароматом ночного жасмина и цитрусов, легкого аромата шалфея, но в воздухе пахло горящими телами и крики боли отзывались эхом в ее ушах.

Она могла бы убежать, но то была ничтожная попытка. Он взял позолоченную цепь в свои руки, заставляя ее подняться на ноги, отчего она уперлась руками ему в грудь, и своими золотыми глазами он рассматривал ее. Окровавленной рукой он провел вдоль ее скулы, и золотые когти задели ее подбородок, так зверь присматривается к своей добычи. И мужчина тихо произнес слова, которые показались ей говором призрачного фантома:

— Теперь ты принадлежишь мне.

Стена огня поглотила беломраморные стены, когда воины карательного отряда, словно ангелы смерти в белоснежных рясах обрывали жизни своими клинками дворянам и богатым выходцам. Мужчина обнял ее за плечи, прижимая к своей груди, и что-то тихо промолвил, и земля под ними засияла от неонового света ажурных символов, и тернии черных роз охватили их, скрывая за острым агатом. Она видела ночное небо, и пустоту, освещенную звездною рекою. И когда глаза ее поглотила вечная темнота, она распознала, что слова, которые он прошептал ей на ухо, были совершенной русской речью.

Айвен позабыла, каким нежным может показаться тепло солнечного света, когда касаются злато-карих ресниц языки шафранового огня, как окрашиваются в рубин губы, когда полуденный свет оставляет горячий, томный поцелуй на устах, едва лаская дыханием прозрачной синевы неба. Когда она раскрыла свои глаза, то боялась пошевелиться, потому что сон растворится в талой мечте, исчезающем мираже, если сделает вздох. Но проходили минуты, как она наблюдала из-под опущенных век за тем, как скользят по воздуху крупицы блистающей пыли, сверкая, как грани алмаза, обтекаемым потоком солнечных вод. Она с замиранием сердца смотрела, как проскальзывают таинственные и причудливые в своих виражах и образах тени по светлым стенам, делая выпуклыми узорчатые арабески кремовых хризантем, жасмина. Ее темные ресницы затрепетали, когда она невольно подставила лицо и шею, пробивающемуся сквозь витражное окно из цветного стекла свету, ласкающему, словно самые нежные и мягкие руки. Такое невероятно легкое прикосновение — напоминали мягкость перьев лебедя.

Ее кровать была огромной, белоснежные и прохладные шелковистые перины, и яркие широкие подушки самых разнообразных оттенков — глубокий изумруд с золотыми единорогами и серебряными копытцами; богатый красный рубин с черными коршунами, на когтях которых блестели алмазные перстни, и рассекали они железными крыльями бури и морские аквамариновые штормы, что возвышались темными стенами над адамантовыми фрегатами; и золота ониксовый туман, что открывал вид на заходящее солнце, что окрашивала в багрянец снежные горы. Айвен несмело приподнялась на локтях, оглядывая свою широкую атласную белую сорочку с тонким жемчужным поясом, и схватившись за один из столбиков массивной кровати, провела пальцами по дивным узорам морских раковин, дельфинов и вырезанных пейзажей морозных и опасных рифов, кораблей с роскошными, великолепными орнаментами и знаменами на раскрытых парусах.