Константин Асмолов - ФЭНТЕЗИ-2003

— Хм, — сказала Плетельщица Снов.

— Но в замке мы встретили еще и старого герцога с дочерью, — с жаром продолжил Молодой. — Они спаслись от драконицы и решили отомстить. Для этого им пришлось стать вампирами… они убили чудовище и попытались убить нас. Наши мечи принесли им упокоение. И это — это очень важный урок! Когда добро пытается победить зло его же методами — оно превращается лишь в еще большее зло, отвратительное и безобразное!

— Ого, — прошептала Плетельщица Снов. Старческие глаза с удивлением взирали на молодого рыцаря.

— И, наконец, последнее испытание! — живо воскликнул Молодой. — Торный путь был закрыт перед нами. Все… почти все рыцари предпочли обмануться и приняли безобидную больную женщину за тебя, Плетельщицу Снов. А в это время узкая горная тропа вела меня к твоей башне. Это испытание на терпение! Нельзя поддаваться соблазну легких и широких путей. Вот…

Плетельщица Снов размышляла.

Молодой рыцарь встал с колен. Глаза его сверкнули отвагой и юношеским восторгом.

— Итак, в чем же заключалось задание Верховного мага? — воскликнул он. — Думаю, в том, чтобы достойный рыцарь прозрел и возмужал в пути! Ведь человек — это не вещь в себе, человек — мера всех вещей, он может и должен постичь самого себя! Теперь я чувствую в себе силу настоящего мага! Ты ничего не можешь мне дать, Плетельщица Снов! Я уже всего добился! Я вернусь — и стану новым Верховным магом!

Плетельщица Снов потупила глаза.

— Я прав? — торжествующе спросил молодой рыцарь.

— Ты сам все сказал, — призналась старуха.

— Благодарю тебя! — И низко поклонившись, Молодой вышел из башни.

Старый посмотрел на Молодого — и улыбнулся.

— Ты достиг своей цели?

— Да! — Молодой вскочил на протестующе заржавшего коня. — Спасибо… став Верховным магом, я никогда не забуду твоих советов!

— Я рад. — Старый вздохнул. — Ты уже уезжаешь? Я предпочел бы переночевать.

— Спешу. — Молодой виновато развел руками. — Отдохни, друг. Буду рад тебя видеть в башне из горного хрусталя!

Он пришпорил коня и опасно быстро поскакал назад по тропинке.

Старый рыцарь вздохнул, потрепал коня по морде и вошел в башню Плетельщицы Снов.

Старуха сидела в той же позе.

— Здравствуй, Плетельщица, — уважительно склонив голову, сказал старый рыцарь. — А ты совсем не изменилась. Время не властно над тобой.

— Здравствуй, повзрослевший рыцарь, — улыбнулась старуха. — Время — это сон. Я помню вчерашние сны… помню и тебя.

— Он хороший рыцарь, — махнув рукой на дверь, сказал Старый. — Очень быстро все схватывает.

— Вот только не умеет слушать. — Старуха покачала головой. — Ищет лишнее… сновидение в сновидении… смысл в смысле…

— Все мы так поначалу… — Старый рыцарь сконфуженно оправил бороду. — Ладно, Плетельщица. Меня послал Верховный маг, он хочет удалиться на покой. Как заведено, созвал он лучших рыцарей и велел найти Плетельщицу Снов, дабы одарила она достойнейшего магической силой…

— Я Плетельщица Снов и, как заведено, награждаю достойнейшего магической силой, — кивнула старуха. — Сними же котелок с огня и выпей волшебный отвар.

Мир был маленьким, чистым и уютным. Днем светило солнце, ночью — звезды и луна. Луна иногда была круглой и яркой, иногда исчезала вовсе, а иногда становилась узким серпиком с рогами вверх или вниз. Короткие дожди были такими же теплыми и ласковыми, как полуденный ветерок, и деревья и травы с радостью принимали их свежие объятия.

Вокруг мира плескалось бескрайнее море. Черное и зеленое, синее и лазурное, лиловое и серое, оно всегда было могучим, но мягким и добрым, я часто ныряла в волнах не хуже рыб и взмывала с пенных гребней как белокрылая чайка. Изредка волны становились острыми и холодными, а небо затягивали тучи; тогда я вылезала на берег и ждала, когда шторм успокоится.

Папа не велел быть в море, когда шторм. Я слушалась папу.

Мы всегда были вдвоем, он и я. Всегда, с самого первого дня. Я плохо помню то время, но иногда мне снился белый дракон с пестрыми крыльями, и люди, что показывают на папу странными блестячками, и один, такой же бородатый, как папа, но его мантия и длинная палка белые, а не черные; он небрежно кивает на берег, папа кивает в ответ, он невеселый, и тогда человек в белой мантии поднимает папину черную палку и ломает надвое, и люди с блестячками радостно кричат. Потом мы с папой остаемся на берегу, а дракон пропадает вдали.

Не люблю вспоминать тот день, это огорчает папу. Он никогда не показывал этого, он улыбался и даже смеялся, но я же не слепая, я же вижу!..

Зато я могла сделать так, чтобы он улыбнулся по-настоящему. Вот тогда все становилось хорошо.

…Мир был маленьким, чистым и уютным, а море плескалось вокруг него, могучее и бескрайнее.

А потом из моря появился красный дракон с серебряными крыльями, и мира не стало.

Дым. Сладкий. Противный.

Папа, папа!.. три дня прошло, а я уже прожила три вечности, три раза солнце всходило над миром и покидало его, а для меня это было одним бесконечным мгновением, серым, соленым от крови в прокушенной губе, глухим от грохота в ушах…

Тебя больше нет.

Нет! не хочу! Так не бывает!..

Так не будет, я не хочу этого!

Море шумит, глубокий рокот должен утешить меня — я не хочу утешения! Я не ребенок, чтобы мне пели колыбельную…

Я безразлично смотрю на то, что осталось от красивого красного дракона, на угли, на дым, на обрывки серебряных крыльев. Половину останков успели прибрать ветер и волны, остальное скоро будет там же, исчезнет без следа. Как исчезли те, что явились с драконом…

Папа ничего не успел сделать. Он даже не пытался.

Все сделала я.

Папа, папа… если б ты хоть раз сказал, ЧТО дракон может принести сюда, если б ты не запрещал мне игры с водой и песком, — ты и теперь был бы со мной. Хоть раз спроси я, дура — а что там, за краем мира, за морем? — да, ты бы промолчал, но из этого молчания я бы узнала все, что нужно! Да ни один дракон из-за горизонта не успел бы вынырнуть!

Они называли себя героями.

Они хвастали, что раскрыли убежище Василиска, что Высший совет проявил беспечность и ненужное милосердие, когда позволил ему — тебе, папа! — живым покинуть пределы земли, взяв только обещание не возвращаться, пока не позовут. Они исправили досадную ошибку. Они, эти «герои», хотели потешиться и над телом… но тут пришла я.

Последний, когда стоял на коленях, когда жизненная сила покидала его, капля за каплей, — он почему-то не о себе подумал, а обо мне. Ему казалось, что меня тут быть просто не может. Он считал, папа, что ты пришел сюда один, что ты всегда был один, иначе для тебя никак невозможно, ни одно существо не способно находиться рядом с тобой, ведь один твой взор — смерть, медленная или быстрая — это уж как ты сам захочешь… они для того и пришли с пластинами блестящего металла, чтобы отразить смерть, которая жила в твоем взгляде, папа… а они пришли сюда не для того, чтобы умереть, совсем не для того, даже наоборот, до чего же глупо и неправильно все получилось…