Дэвид Эддингс - Владычица магии

И снова Гарион ощутил странный толчок одновременно с гулким рёвом в ушах На секунду зеленоватое свечение, казалось, окутало фигуру тёти Пол. Она равнодушно взмахнула рукой; сияние исчезло.

— Ты, должно быть, давно не практиковался, — замётана она — Не хочешь попытаться ещё раз?

Гролим поднял обе руки, но ничего не успел. Сзади тихим неслышным шагом подъехал Дерник. Взмах топора. Удар пришёлся прямо поверху шлема врага.

– Дерник! — закричала тётя Пол. — Беги!

Но кузнец, угрюмо насупившись, снова размахнулся. Потерявший сознание гролим вывалился из седла.

— Глупец! — в ярости воскликнула тётя Пол. — Что ты вытворяешь?

— Он хотел напасть на вас, мистрис Пол, — объяснил Дерник, сверкая глазами.

— Слезай с лошади.

Дерник спешился.

— Неужели не понимаешь, как это опасно? — возмутилась она — Этот гролим мог тебя убить!

— Я буду защищать вас, пока смогу, мистрис Пол, — упрямо ответил кузнец, — и хотя я не воин и не чародей, но никому не позволю причинить вам зло.

Глаза тёти Пол изумлённо раскрылись, потом вновь сузились; что-то в них смягчилось. Гарион, знавший её с детства, успел распознать быструю смену чувств. И внезапно, без предупреждения, тётя Пол обняла встрепенувшегося Дерника. — Ты, неуклюжий, милый дурачок. Никогда не делай этого, никогда, слышишь?

У меня сердце едва не остановилось!

Гарион, почувствовав странный комок в горле, отвернулся, краем глаза успев заметить ехидную ухмылку на лице господина Волка.

В строю рыцарей, выстроившихся на краю поля, произошло непонятное замешательство. Некоторые оглядывались с видом людей, внезапно пробудившихся от ужасного сна. Остальные были погружены в глубокую задумчивость. Сэр Олторейн пытался подняться.

— Не стоит, господин мой, — уговаривал Мендореллен, осторожно прижимая его к земле, — иначе причинишь себе ненужную боль.

— Что мы наделали? — со стыдом простонал барон. Господин Волк, спешившись, встал на колени перед раненым.

— Это не твоя вина, а дело рук мерга, — объяснил он барону. — Гролим вселил в ваши сердца вражду и столкнул вас друг с другом.

— Чародейство? — охнул Олторейн, побледнев.

— Это вовсе не мерг, а жрец гролимов, — кивнул Волк.

— И теперь заклятье снято?

Волк снова кивнул, глядя на валяющегося без сознания гролима.

— Заковать мерга в кандалы, — приказал барон собравшимся рыцарям.

И оглянулся на Волка.

— Мы прекрасно умеем расправляться с чародеями, — мрачно заметил он. — Вот великолепный случай отпраздновать окончание постыдной распри. Этот гролим в последний раз испытывал свои чары на ком бы то ни было.

— Превосходно! — угрюмо ухмыльнулся Волк.

— Сэр Мендореллен! — воскликнул барон Олторейн, морщась от боли в сломанной ноге. — Чем мы можем отплатить тебе и твоим спутникам за то, что вернули нам разум?

— Нам довольно и того, что между вами вновь воцарился мир! — довольно напыщенно объявил Мендореллен. — Поскольку всему свету известно, что я самый миролюбивый в королевстве человек.

Но тут взгляд рыцаря упал на лежащего без сил Леллдорина, и какая-то новая мысль, казалось, осенила его.

— Однако я должен просить у тебя одолжения. Один из наших друзей — храбрый астуриец, юноша благородного происхождения, страдает от тяжких ран. Не согласился бы ты взять его на своё попечение?

— Его присутствие делает мне честь, сэр Мендореллен, — немедленно заверил Олторейн. — Поверьте, женщины моего дома окружат его самой нежной заботой.

Барон коротко сказал что-то одному из своих вассалов; тот вскочил на коня и помчался к одному из замков.

— Вы не можете оставить меня здесь, — слабо запротестовал Леллдорин. — Через день-два я уже смогу сидеть в седле.

Но тут приступ раздирающего грудь кашля скрутил его.

— Вряд ли, — холодно возразил Мендореллен. — Слишком свежи твои раны, и силы твои ещё долго не возвратятся.

— Не останусь с мимбратами, — упирался Леллдорин. — Лучше уж ехать вперёд, и будь что будет.

— Юный Леллдорин, — начал Мендореллен отрывисто, даже резко. — Мне известна нелюбовь твоя к народу Мимбра. Но такие раны, однако, вскоре начнут гноиться, а бушующая в крови лихорадка и горячка, сжигающая плоть, окончательно ослабят тело, и заботы о тебе тяжким бременем лягут на наши плечи. Времени ухаживать за тобой у нас нет, и так уже мы сильно задержались.

Гарион громко охнул, не в силах сдержать негодования, услышав столь жестокие речи, и почти с ненавистью уставился на Мендореллена Лицо Леллдорина мгновенно побелело.

— Благодарю за то, что открыли мне истину, сэр Мендореллен, — сухо заявил он. — Я должен был сам об этом подумать. Если вы поможете мне сесть в седло, я немедленно поеду.

— Даже и не мечтай об этом! — коротко велела тётя Пол.

Вассал барона Олторейна возвратился вместе со слугами и белокурой девушкой лет семнадцати в розовом платье из жёсткой парчи и бархатном плаще.

— Моя младшая сестра, леди Ариана, — представил Олторейн. — Бойкая девушка и, несмотря на столь юные лета, обучена искусству ходить за больными.

— Постараюсь недолго обременять её, господин мой, — объявил Леллдорин. — Через неделю возвращусь в Астурию.

Леди Ариана привычным жестом потрогала его лоб.

— О нет, добрый юноша, — запротестовала она, — думаю, визит твой продлится несколько дольше.

— Неделя, и не больше, — упрямо повторил Леллдорин.

— Как угодно, — пожала плечами девушка. — Думаю, брат мой сможет дать для сопровождения нескольких слуг, дабы те смогли достойно похоронить тебя, что, несомненно, произойдёт, если не ошибаюсь, после того, как проедешь расстояние в десять лиг.

Леллдорин ошеломлённо заморгал. Тётя Пол отвела в сторону леди Ариану и долго шептала ей наставления, передав маленький пакетик с травами. Леллдорин жестом подозвал Гариона, тот немедленно подбежал поближе и встал на колени перед носилками.

— Итак, всё кончено, — пробормотал юноша. — Я так хотел ехать с вами.

— Ты скоро выздоровеешь, — заверил Гарион, зная, что говорит неправду, — и, наверное, попозже сможешь догнать нас.

— Нет, — покачал головой Леллдорин, — боюсь, не смогу.

Он снова закашлялся; сухие хрипы, казалось, разрывали лёгкие.

— У нас мало времени, друг мой, — прошептал он, — так что слушай внимательно.

Гарион, чуть не плача, взял его за руку.

— Помнишь, о чём мы говорили тем утром, когда уехали из дома дяди?

Гарион кивнул.

— Ты сказал, что именно я должен решить, стоит ли нарушать обет молчания, данный Торазину и остальным.

— Помню, — кивнул Гарион.

— Ну вот. Я решился. Освобождаю тебя от клятвы. Делай что сочтёшь нужным.

— Лучше бы ты сам рассказал обо всём дедушке, Леллдорин, — запротестовал Гарион.