Марк Лоуренс - Братство дороги

– Ты никогда так много не говорила! – Внезапно его догадка переросла в уверенность, заставив выдавить из себя слова. – Ты скоро умрешь. – Его глаза защипало.

– Теперь ты у нас прорицатель, братец? – засмеялась она. Тепло. – Иди и сделай то, что сделаешь. Грядут перемены. Для этой горы. Для всех нас.

Горгот удивленно застыл, его сестра никогда не смеялась – ни разу в жизни, – поэтому ее смех явился для него полной неожиданностью.

Горгот взял с собой в глубокие пещеры Хеммака, который обладал не таким острым нюхом, как Элан, но был намного сообразительнее. Джейн как-то сказала Горготу, что название левкроты их племя унаследовало от мифических чудовищ, говоривших человеческим голосом. Жестокая насмешка врагов, однако не столь жестокая, как копья и стрелы, которые в конце концов загнали левкротов в землю под гору Хонас. Со Дня Тысячи Солнц гора сочилась ядом. Каждый источаемый ею ручеек был чист и смертоносен, не было ни рыбы, ни растения, способного бросить вызов этим водам. Ни одно дерево не могло бы расти ближе пятидесяти ярдов от берега. Токсины под горой изуродовали племя, иногда выдавая чудо, подобное Джейн, хотя большей частью дети рождались отвратительными, уродливыми и часто умирали. Но одну деталь Горгот так и не смог понять: почему его предки были известны как левкроты еще до того, как их загнали в пещеры.

– Сюда, – поднял голову от земли Хеммак и принюхиваясь двинулся на четвереньках. Наросты вдоль всего позвоночника отбрасывали причудливые тени в свете фонаря Горгота. Они шли руслом давно исчезнувшей реки, которая пробила свой путь через гору задолго до того, как человек впервые взобрался на ее склоны. Спустя какое-то время естественный проход пересекся с туннелем Зодчих. Над проходом был переброшен мост из литого камня, чтобы туннель Зодчих мог тянуться, не меняя направления, но столетия назад он обрушился, и опоры теперь лежали грудой битого камня с торчащими из него ржавыми стальными прутьями.

– Наверх, – кивнул Хеммак в сторону туннеля Зодчих. Свет фонаря блеснул на язвах, покрывших всю левую сторону его головы. Рядом с туннелями Зодчих фонарь всегда светил намного ярче. Внутри туннелей он пылал так неистово, что почти не уступал Джейн в ее полной силе.

Горгот вскарабкался наверх, пригодились его короткие когти. И уже из туннеля подтянул за собой Хеммака. Дальше они двинулись через уцелевший лабиринт Зодчих. Местами им приходилось преодолевать завалы битого камня Зодчих, обрушившегося со стен, обнажив естественную горную породу, выдолбленную зубьями какой-то огромной машины. То тут, то там встречались вертикальные шахты, ведущие на нижние и верхние уровни. На одном из таких пересечений литой камень обрушился, обнажив металлические трубки, заполненные разноцветными волокнами, и низкий голос, идущий из неопределенного источника, бесконечно бубнил какое-то слово. Его размытое звучание постоянно дразнило сознание, не позволяя уловить смысл.

– Труп, – принюхался Хеммак.

Покрепче сжав фонарь, Горгот насторожился в ожидании худшего. Впереди ничего не было видно и не чувствовалось никакого запаха, но Хеммак никогда не ошибался. Еще два поворота и сто ярдов привели их к останкам человека. Иссушенный труп лежал в самом уголке прохода, словно последние мысли человека были о том, как бы поаккуратнее умереть.

– Это не наши, – сказал Хеммак.

Отталкивающий, как это обычно бывает, труп не имел никаких повреждений. На нем была мягкая куртка с вшитыми железными пластинами, на поясе висели пустые ножны. Возможно, солдат из Красного Замка герцога Геллета. Иногда в подвалах замка, возвышающегося на склоне горы Хонас, кто-то терялся, но Горгот не знал ни одного, кому бы удалось забраться настолько глубоко, прежде чем смерть предъявляла ему свои права.

– Мой. – Он вытянул из-за пояса мужчины нож, пока Хеммак обшаривал тело в поисках монет. Добротная, выкованная в замке сталь была неплохим трофеем. Горгот поднял фонарь, ища глазами отсутствующий меч.

Когда покойник повернул голову, его шея скрипнула и сухая кожа разошлась, открывая потемневшее мясо. Горгот быстро попятился, губы скривила гримаса отвращения.

– Они пошли туда, – раздался голос мертвеца, скрипучий, словно кожу терли о камень. – Женщина и двое детей. – Губы разомкнулись, обнажив желтые зубы. – Мальцы были бы неплохим подношением.

Горгот поднял ногу, чтобы припечатать мертвую тварь и заставить ее заткнуться, но со вздохом опустил. Когда Челла впервые привела своих некромантов к горе, левкроты оказали им сопротивление. Но безуспешно. И родители Горгота выторговали мир. Остатки племени были не в состоянии противостоять условиям Челлы.

Хеммак повел дальше.

Часом позже они снова остановились.

– Впереди беда.

Теперь и Горгот почувствовал едва уловимый кисло-сладкий запах. Токсинами Зодчих была пропитана вся гора Хонас, однако в некоторых местах они собирались в трещинах или разлагались в скрытых пустотах. Левкроты в течение короткого времени могут выдержать высокие концентрации, но их тела будут изменяться, приспосабливаясь к новым ядам. Если Алитея увела сыновей в такое место, то их изменения будут происходить еще быстрее и еще интенсивнее. Его сестра не сделала бы этого – она ведь была в отчаянии, а не сошла с ума.

Через пятьсот ярдов им открылся источник запаха. Пол обвалился на участке примерно пять ярдов в длину и шириной во весь коридор. Фонарь осветил полуразрушенную трубу, достаточно широкую, чтобы Горгот мог стоять в ней в полный свой рост – более семи футов. Обвалившаяся верхняя часть трубы вперемешку со щебнем валялась на дне, и через весь этот мусор пробила путь ядовитая зеленая струйка. От ее едкого смрада закручивались даже волоски в носу Горгота. Глаза защипало, а кожа начала зудеть.

Обвал выглядел свежим, и если бы Алитея в него угодила, то выбраться бы уже не смогла.

– Мы их потеряли. – Хеммак попятился, от действия токсина язвы на его шее начали сочиться.

– Они родные мне. – Горгот медлил, стоя у края. Джейн знала, что он будет медлить. – Возвращайся, дружище. Я их найду. – И, стиснув зубы, Горгот прыгнул. Джейн знала, что он прыгнет.

Фонарь осветил тридцать ярдов трубы впереди и тридцать позади. Там где сгущались тени, можно было разглядеть только ржавую решетку. Мальчики могли протиснуться между прутьями. Алитея могла через них проломиться. Но решетка оставалась нетронутой. Горгот двинулся в другую сторону, шлепая босыми ногами по токсичному ручью.

Кашляя и задыхаясь, Горгот брел дальше. Может, милю, может, меньше. Грудь болела, яд сжигал легкие, и ребра, казалось, пытались вырваться наружу. Откуда-то спереди по трубе эхом разносился металлический грохот, далекий, но приближающийся. Наконец труба вывела его к месту, где она впадала в большую камеру, пол залит водой, лес колонн поддерживал плоский потолок. Свет фонаря не достигал дальней стены. Грохот здесь усилился, разносясь по всему залу, словно колотили мечами по броне. Горгот спрыгнул в стоячую воду, с облегчением отметив, что она едва достигает колен и что яды здесь ощущаются не столь концентрированными.