Максим Сорокин - Восход Акроникса (СИ)

— У вас тренировали только бойцов или этих стражей мудрости тоже растили? — анархомаг все это время жадно впитывал информацию. Явно соскучившийся по поискам и познанию чего-то нового, теперь ему наконец выпал шанс узнать что-то до селе неизвестное.

— Готовили только боевых братьев, Стражи не были людьми, скорее это были какие-то вечные инферналы, благополучно рехнувшиеся. Видимо в их обязанности раньше входило воспитание молодых послушников тем канонам и правилам, что были прописаны в кодексе ордена изначально.

— Так если они сошли с ума и при этом отвечали за обучение. Не могла ли их болезнь послужить той самой причиной, по которой подавители, как ты говоришь изменились?

— Я сам задавался этим вопросом, если честно и пришел к выводу, что скорее всего, это могла быть одна из важнейших причин. Вспоминая сейчас слова этих бестелесных духов, я легко распознаю, что пока они были в здравом уме, они вещали о сохранении жизни, о том что магия нуждается в осторожном обращении и ну и так далее. При этом, там не было ни слова об убийства и лишь когда сияющие образы стражей мудрости накрывала тень искажений, они превращались в без устали орущих банши. И вот там уже был полный набор: и о смерти, и о боли, и о еретиках. Что же касается болезней, о которых ты упоминал, то они были только до нашей первой битвы. Дальше, я честно говоря, не могу вспомнить ни одного случая даже банального насморка. К тому же, теперь уже младшие стирали нашу одежду, убирали в наших стойлах, пока мы были на тренировках. Так что наше поколение уже не походило на слоняющиеся куски слипшейся грязи, а под ногами перед сном не хлюпала зловонная жижа из продуктов жизнедеятельности.

Прошло уже довольно много времени и невидимое солнце перевалило за полдень, когда прям посреди рассказа Викар заметил, что с севера к холму неспешно бредет знакомая фигура. Буря на горизонте сошла на нет и было не удивительно. Виновник её возникновения уже давно покинул эпицентр, сейчас приближаясь к храму Бога Вечной Переправы. Шраум обещал награду за оказанную помощь, но сейчас срываться с места и идти её требовать парню очень не хотелось. Поэтому проследив за движением наемника и поняв, что тот направляется к его ненаглядным курильням, полным человеческого праха, он решил навестить его позже и продолжил слушать Ялазара. Тот же вел рассказ взахлёб, будто наконец-то мог выговориться и старался рассказать как можно больше, пока его были готовы слушать. Видимо странствия в одиночку были тяжелым бременем, а напускная веселость уже не могла заполнить саднящий нарыв одиночества. Не даром Ял так хорошо понял причину болезни Раха.

— Сначала орден уничтожает твою личность, с детьми это не сложно, выжигая все слабости и желания, а потом начинает лепить из тебя того, кто ему нужен. Наказание за неудачу на этом пути одно — смерть. Награда тоже одна — смерть, просто чуть позже и когда ты уже будешь вымазан в чужой крови с ног до головы. В двенадцать лет, сразу после второго круга крови, как я уже говорил, мы прошли обряд посвящения, в главной цитадели ордена, — Ялазар провел рукой по лицу, — но что там было, я не хочу вспоминать… по крайне мере, не сейчас. Скажу одно, тот день затмил собой все пережитое мной до и после него. В начале нас было несколько тысяч, маленьких грязных, напуганных детей. В конце, из ворот Рока Малефиков вышла едва ли сотня, но каждый из нас в свои младые годы мог одолеть в бою опытного ветерана какого-нибудь полиса из срединных земель. Ещё два года мы служили при войске сенешаля Раута, да пребудет его израненный дух в покое во веки вечные. Человек он был безжалостный, но справедливый и в отличии от других командиров, не истязал провинившихся оруженосцев, а заставлял совершенствовать свой навык до тех пор, пока ты не падал без сил. Это многим из юных спасло в будущем жизнь. Ну, а в четырнадцать, нас посветили в рыцари. Вот так вот щенок прокаженных, рожденный в огне его полыхающего рода, закалялся в крови, проходя каждый круг становясь сначала послушником, потом оруженосцем и в конце, возводился в статус боевого брата.

Ял задумался и очень долго никто не смел прервать тишину мрачных воспоминаний. Пара женщин, что заприметили вернувшегося повелителя костей, радостно кинулись к нему. Но толи аура возле тлевшего костра была по-настоящему тяжелой. Толи какое колдовство отвернуло их от намерения разбавить чисто мужскую компанию своим смехом. На пол пути они осеклись и не сводя взгляда со старого анархомага, попятились прочь.

— Бойтесь понять своих врагов, ибо по-настоящему поняв их, сможете ли поднять на них руку? — Даже Рах теперь был менее враждебно настроен и процитировал какого-то неизвестного философа. — Я так понимаю вы стали живым оружием, которое не спрашивает, а действует. Так что же произошло, почему ты покинул орден?

— Не поверишь, но причиной стала женщина, вернее молодая девушка.

— Ты прав, я не верю, — удивлено толи хмыкнул, то ли хрюкнул анархомаг, — Что же это за девушка, которая сумел обольстить подавителя.

— Не просто подавителя, а боевого брата во время шествия жнецов, вот только ни о каком обольщении там речи и не шло. То была моя двадцать третья зима под небом Кеплера, — Ялазар на секунду задумался, считая что-то в уме, — пять лет назад. Мы тогда шли широким полумесяцем по землям дальнего Виригия. Хотя сейчас, я слышал, то место носит иное название, видимо люди всеми силами стараются забыть бойню, что мы тогда развязали. Рассказчик закашлялся и отстегнув полупустой бурдюк от пояса, сделал пару больших глотков. Посмотрев на собравшихся, улыбнулся будто только что не делился кошмарами своего прошлого.

— Вам не предлагаю, не обессудьте, ибо ваше пойло пить у меня желания нет никакого, а вино стоит дорого и мне что-то подсказывает, никто из вас сей утонченный вкус не оценит.

— Больно надо, — буркнул Рах, которому не терпелось услышать продолжение, — ты не отвлекайся, что дальше-то было?

Вик видел насколько старый маг изголодался по новым открытиям и только теперь начал понимать, как же тяжело ему дается та жертва. Добровольно отказаться от самой своей сути и остаться на зимовку в Храме. Это была немалая жертва ради сохранности тех миров, что скрыты в его удивительном артефакте. Как минимум подобное вызывало уважение. Ял ещё раз отхлебнув, приторочил меха на место и продолжил:

— На чем я остановился? Ах да, Виригий. Так вот, это был мой уже пятый поход, но впервые я участвовал в шествии жнецов. Мы сжигали города один за другим, а ужас и отчаяние наполняли земли, заставляя все живое бежать от нас, словно зверей от лесного пожара. Из ворот Рока Малефиков вышло чуть больше тысячи боевых братьев, что как вы понимаете, при средней величине полиса в пятьсот, семьсот жителей, из которых дай бог пара сотен умеет держать оружие, есть грозная сила. К тому же, почти все мы были ветеранами, опытными, безжалостными и неостановимыми. Пожалуй, даже встреть тогда самого Агахана, повелителя Великой Орды на своем пути, мы без сомнения ринулись бы в бой. Однако через полгода похода на нашем пути стали попадаться лишь оставленные жителями города-призраки, да разоренные бандами мародёров и работорговцев лагеря беженцев. В итоге, наш курфюрст объявил, что очищение состоялось. Поход был более чем удачным, ибо погибло меньше сотни братьев, а жатва оросила кровью колдунов землю, вдосталь напоив ту. На самом деле, он разглагольствовал часа четыре, а мы просто стояли под проливным осенним дождем и слушали этот бред, не особо вникая в слова. Меч не должен думать в конце концов, он должен разить. В общем армия повернула назад, все так же не встречая сопротивления. К тому же, у нас собралась колона из почти трех тысяч детей. А значит, что скоро опустевшие за время долгого похода стойла, снова наполняться изможденными телами, бьющимися за право жить в этом поганом мире.