Сергей Казменко - Знак Дракона (сборник)

И сделал все, что следовало.

Сначала положил кусок серы на блюдо. Накрыл его платком. И положил сверху ЭТО — так, чтобы сера под платком оказалась прямо под ним.

Я не думал, что все произойдет так быстро.

Я даже не поверил сначала своим чувствам, когда услышал шипение и увидел, как вспыхнула сера. Секунд десять, наверное, я ошалело смотрел на это, и, только когда немыслимо защипало глаза и запершило в горле, я вскочил, чтобы что-то сделать. Но тут же согнулся пополам в мучительном приступе кашля, и лишь через минуту, наверное, кое-как, вслепую — глаз я открыть не мог, глаза немыслимо резало, и из них текли потоки слез добрался я до окна, рванул в сторону портьеру и распахнул створки.

Я приходил в себя минут десять. Лежал, навалившись животом на подоконник и жадно глотал ртом свежин ночной воздух. Дурак старый, думал я про себя, прислушиваясь к сердцу, которое постепенно успокаивалось, в твои ли годы такие опыты проводить? Окно еще занавесил, чтобы не увидел никто. Да твой кашель небось все соседи теперь слышали, а вонища эта до ратуши, наверное, доносится. Впрочем, не страшно, соседи привыкли к тому, что у меня вечно что-то сгорает или взрывается. Да и что мне теперь соседи?

Я попытался отойти от окна, но в комнате стоял такой дух, что сделать это удалось, лишь прикрыв рот и нос платком. Кое-как, почти ничего не видя слезящимися глазами, я нащупал на блюде ЭТО и зажал его в кулаке. Сера уже догорела, блюдо было горячим, но я не побоялся обжечься — ЭТО, как и писал Ракен, нисколько не нагрелось. Я положил его в карман — теперь я почему-то смог спокойно сделать это, — кое-как добрался до окна и стал ждать, пока комната проветрится. Мне было очень плохо. Тошнило, ноги подгибались в коленях, голова болела, глаза до сих пор слезились. Хотелось пить. Временами снова накатывались приступы кашля, но я старался сдерживаться.

Я стоял и думал.

Теперь, когда сомнений не оставалось, думать было просто. Теперь я знал правду — дракон навис над городом и готов его разрушить. Дракон существует, и час его близок — ЭТО никогда не появляется напрасно. Дракон готов обрушиться на всех нас — и на ремесленников, и на торговцев, и на стражников, и на камаргосов, и на стариков, и на детей. Он уничтожит всех, всех без разбора, потому что ярость его копилась веками. Он сотрет этот город в порошок, его зловонное дыхание выжжет все живое, он уничтожит все, что создавалось столетиями, если только кто-то не встанет у него на пути.

Кто-то, имеющий силы для борьбы с ним.

Кто-то, имеющий ЭТО.

Я? Я снова закашлялся, мучительно и надолго. Сразу же закололо сердце и печень отдала тупой болью. Я? Хороший же воин из меня получится. Дракону достаточно один раз дунуть — от меня и следа не останется. Чем с ним сражаться? Как? Я даже не знаю, как держать меч, как надевать доспехи. Какой смысл мне выходить против дракона, даже если ЭТО даст мне силы для битвы? Я все равно не смогу биться.

Но все это были слишком слабые отговорки. Я уже знал, почему их выискиваю. Уже тогда знал. Просто потому, что мне было страшно. Просто страшно. Потому что я знал, что такое страх. Можно быть бесстрашным, пока этого не знаешь, вполне можно не бояться того, о чем имеешь лишь смутное представление. Но, когда знаешь, на что надо идти, когда испытал уже, что такое настоящий страх, настоящий ужас, решиться гораздо труднее.

А я это испытал.

Я помню, как сидел тогда в зале, в бывшем тронном зале старого герцогского дворца. Мрачном, лишенном всех украшений. Сидел среди множества таких же несчастных, согнанных в ту ночь со всего города. И вслушивался в жуткие крики, долетавшие из подземелья. И знал, что пройдет еще час, два, три, и меня тоже позовут на допрос, и я буду точно так же кричать, кричать, кричать. И говорить. Говорить все, что от меня захотят услышать, подтверждать любую ложь, любой поклеп.

А наутро меня отпустили. Я до сих пор не знаю почему.

Но я не забыл того страха.

Внизу раздался цокот копыт, стук колес по булыжнику. Повозка остановилась под самым окном. Я высунулся, но в сгустившихся сумерках видно было плохо. Послышался стук в дверь, неразборчивые голоса. Через пару минут Бунго постучал ко мне.

Я открыл. Прошел, наверное, уже час с тех пор, как я проделал опыт с серой, и комната почти совсем проветрилась.

— Там приехали из ратуши, господин магистр, — сказал Бунго. — Вас вызывают к господину бургомистру.

— Попроси подождать пять минут, — ответил я. — Я оденусь и спущусь.

Я закрыл за Бунго дверь, вернулся к окну и затворил его. Интересно, чего им от меня надо. Конечно, с ЭТИМ их вызов никак не мог быть связан. Если бы они знали про ЭТО, ко мне заявились бы камаргосы.

Я надел парадный камзол, с трудом нагнулся и зашнуровал уличные башмаки. Иногда Бунго помогает мне сделать это, но ведь он тоже немолод, еще постарше меня будет, и я стараюсь без нужды не обременять старика работой. ЭТО я положил в карман камзола, накинул плащ, надел шляпу и спустился вниз.

Посыльный от бургомистра — молодой человек лет двадцати тут же вскочил с лавки у входа, поклонился.

— Господин бургомистр просил узнать, не будете ли вы столь любезны посетить его сейчас по весьма важному поводу, — сказал он.

— Хорошо, я готов.

Мы вышли. Перед домом стояла карета бургомистра, кучер, дремавший на козлах, встрепенулся. Молодой человек распахнул передо мной дверцу, и я с трудом вскарабкался на высокую подножку и уселся на мягкое сиденье спиной вперед — так меньше трясет. Мой провожатый сел напротив, и мы поехали. Бургомистр, видимо, решил оказать мне честь, прислав карету, потому что пешком мы дошли бы быстрее. Мой дом в трех кварталах от Ратушной площади, но карете, приехавшей с той стороны, пришлось минут десять плутать по узким переулкам, пока мы сумели развернуться и поехать назад. Наконец мы остановились перед ратушей, мой провожатый распахнул дверцу, выскочил и помог мне спуститься.

Такой суеты в ратуше я не видел давно, со времени событий шестилетней давности. Везде толпились стражники — и на площади, и внутри здания. На каждом углу, у каждой двери стояли часовые, но нас никто не задержал, нас узнавали и пропускали без каких-либо вопросов.

Бургомистр был занят, и нам пришлось подождать в его приемной минут десять. Наконец дверь его кабинета раскрылась и оттуда вышли два камаргоса, судя по манере держаться — высокопоставленных. Они прошли мимо, недовольно разговаривая о чем-то вполголоса, и мой провожатый тут же вскочил и скрылся за дверью кабинета.

— Бургомистр ждет вас, господин магистр, — сказал он, появившись из кабинета через пару минут. Я поднялся со скамьи и вошел к бургомистру.

В кабинете было темно. Даже в приемной, освещенной двумя факелами над дверью, было светлее. Здесь же горели лишь две свечи по углам стола бургомистра, бросая круги света на стол под собой. Сам бургомистр терялся в темноте за ними, и я вздрогнул, когда он внезапно встал мне навстречу и подал голос.