Роджер Желязны - Бог света

— Подходящее жилище, я полагаю, для тех, кто называет себя богом.

— Называет? — переспросил Яма. — Ты ошибаешься, Сэм. Божественность — не только название; это условие существования. Бог не потому бог, что он бессмертен — ведь даже последний работяга может получить непрерывность существования. И это не обусловленность Аспекта. Нет. Любой компетентный гипнотизер может играть с собственным обличьем. И дело не в подъеме Атрибута. Тоже нет. Я могу сконструировать машины более мощные и точные, чем любая способность, могущая развиться у человека. Быть богом — это качество бытия, способность быть самим собой в такой мере, что его страсти соответствуют силам вселенной, и те, кто смотрит на него, понимают это, даже не слыша имени. Один древний поэт сказал, что мир полон откликов и соответствий. Другой написал большую поэму об аде, где каждому уготована та мука, которая соответствует силам природы, управлявшими его жизнью. Быть богом — значит быть способным осознать в себе то, что важно, а затем бить в одну точку, чтобы привести это важное в одну линию со всем существующим. Затем, за пределами морали, логики и эстетики, Бог есть ветер или огонь, море, горы, дождь, солнце или звезды, полет стрелы, конец дня, любовные объятья. Бог правит через свои преобладающие страсти. И те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: «Он — Огонь». «Она — Танец». «Он — Разрушение». «Она — Любовь». Итак, отвечаю на твое замечание: они не называют себя богами; богами их называют все остальные, все, кто видит их.

— Итак, они играют это на своих фашистских банджо?

— Ты выбрал неудачное прилагательное.

— Все остальные ты уже использовал.

— Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.

— Если кто-то спрашивает тебя, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь кучей поэтического вздора — тогда, конечно, нет. Думаю, что тут мысли просто не могут сойтись.

— Тогда давай выберем другую тему для разговора.

— Однако, я видел тебя и сказал: «Он — Смерть».

Яма не ответил.

— Странная преобладающая страсть. Я слышал, что ты стал старым до того, как был молодым.

— Ты знаешь, что это правда.

— Ты был замечательным механиком и мастером оружия. Твоя юность сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в этот ли день смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?

— Неважно, — сказал Яма.

— Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне, или потому, что ненавидишь большую часть человечества?

— Я не солгал тебе.

— Значит, Смерть — идеалист. Забавно.

— Вовсе нет.

— А может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок неправильна? Что твоя главная страсть…

— Ты уже упоминал ее имя, — сказал Яма, — в такой же речи, и сравнивал ее с болезнью. Ты и тогда был неправ, и сейчас заблуждаешься. Я не хочу слушать эту проповедь еще раз и, поскольку я сейчас не в зыбучем песке, я и не буду слушать.

— Ладно, — сказал Сэм. — Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь меняются?

Яма улыбнулся.

— Богиня танца была богом войны. Похоже, что все может меняться.

— Когда я умру реальной смертью, — сказал Сэм, — тогда я, наверное изменюсь. Но до того момента я буду ненавидеть Небо. Ненавидеть до последнего вздоха. Если Брама сожжет меня, я буду плевать в пламя. Если он меня задушит, я буду пытаться кусать его руки. Если он перережет мне глотку, может быть, его клинок заржавеет от моей крови. Это тоже — главная страсть?

— Ты — хороший бог материи, — сказал Яма.

— Хороший бог!

— Прежде чем что-то случится, — сказал Яма, — я получил заверение, что тебе позволят присутствовать на свадьбе.

— На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?

— Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брама не решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде, чем что-то произойдет.

— За это спасибо, бог смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе не бывает.

— Эту традицию собираются ломать, — ответил Яма. — Нет более проклятой традиции.

— Тогда — желаю счастья.

Яма кивнул, зевнул и снова закурил.

— Кстати, — сказал Сэм, — какова последняя мода в небесных казнях? Я спрашиваю в чисто информативных целях.

— Казни в Небе не совершаются.

В то время, как часто бывало и в прошлом, ее снежный мех был приглажен ветром.

Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по извилистой тропе под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые утесы поднимались направо, прожилки молочно-белого камня, простреленные оранжевыми полосками, открывались ей.

Затем, как часто бывало и раньше, она шла на мягких подушечках своих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и десять тысяч ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места, которое существовало лишь наполовину.

Она шла одна по не имевшей возраста тропе через джунгли, которые были частично иллюзией. Белый тигр — одинокий охотник. Если другие идут тем же курсом, никто из них не смеет составить ему компанию.

Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на гладкую серую оболочку неба и на звезды, что блестели там, как чешуйки льда. Ее серповидные глаза широко раскрылись, она остановилась и села, глядя вверх.

За кем она охотилась?

Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее горла. Она внезапно прыгнула на высокий камень и села там, облизывая плечи. Когда показалась луна, она стала следить за луной. Она казалась статуей, вылепленной из нетающего снега, под ее бровями играло топазовое пламя.