Пол Кемп - Порождение Тени

— Или согнул меня, по меньшей мере, — пробормотал он.

Листья дуба меняли зелень на осеннюю желтизну. Даже ночью они оставались прекрасными, особенно ночью, вырисовываясь на фоне звёздного неба и поблескивая в серебряном свете новорождённого полумесяца Селуне и её слёз.

Магадон прижал ладонь к дубу. Он скучал по дереву, во всяком случае, скучал по той части своей жизни, которую дуб воплощал.

Но сейчас он занимался возвращением этой части, возвращением себя.

Внимание проводника привлёк помет у корней дуба. Он опустился на одно колено, чтобы изучить его, и узнал помет енота. Магадон выпрямился, улыбаясь. Навыки возвращались к нему. Он не потерял своих познаний дикой природы.

На дереве раздался шорох. Магадон поднял взгляд и увидел две пары глаз, уставившихся на него — мать-енотиху и одного её детёныша. Если бы не ночное зрение, дарованное ему кровью изверга, что текла в его жилах, он бы не заметил животных.

— Ты нашла хороший дом, енотиха, — сказал он зверьку покрупнее.

Мать и детёныш склонили набок головы, что-то протрещали и скрылись в своём убежище.

Магадон похлопал дуб по стволу.

— Не возражаешь против дополнительной кампании, старина? Обещаю, я буду непритязательным гостем.

Дуб помалкивал, так что Магадон сбросил заплечный мешок — как всегда, с полным снаряжением — и сел лицом к лагерю, оперевшись спиной на ствол. Лагерный костер горел ярко, и купцы с охранниками сидели вокруг него на бочках, ящиках и брёвнах, болтая, смеясь и выпивая.

Магадон вытянул ноги, заложил руки за голову и глубоко вздохнул. Приятно было сидеть вот так спиной к дубу. Его друг Нестор как-то раз сказал: «Нет ничего устойчивее старого дуба». Магадон знал, что это и в самом деле так. И знал, что по поводу устойчивости можно сказать многое.

Он поднял свой бурдюк в память о Несторе и сделал долгий глоток. Мысли о старом друге и его кончине повлекли за собой поток воспоминаний, как хороших — Эревис, Ривен и Джак, так и плохих — Странник, слаады, Росток Пряжи, и… Источник.

Воспоминание об Источнике заставило его поёжиться. Магадон прочистил глотку и попытался забыть о том, что Источник показал ему, обо всём, что он узнал, во что он превратился на те мгновения контакта. Но память была упряма.

Он вынул руки из-за головы и поднёс их к глазам. Ладони тряслись, сначала слабо, потом всё сильнее. Магадон знал, что сейчас произойдёт. Он сунул руки в карманы и стал ждать. Такую же дрожь он видел у наркоманов, подсевших на пыль разума, которые слишком долго оставались без очередной дозы.

Жажда обрушилась на него, голод. От нервного тика задёргался правый глаз.

Источник наделил его таким знанием, такой властью. Он мог бы сделать столько хорошего…

Магадон должен найти Источник, отправиться к нему, воспользоваться им ещё раз.

— Нет, — произнёс он, помотав головой. Даже поддайся он этой жажде, отправиться к Источнику он не мог. Тот лежал на дне Внутреннего моря, вырастая из головы существа величиной с город.

Магадон понял, что происходит, и начал бороться, чтобы удержать себя в руках, как делал это каждый день. Ментальная зависимость от Источника однажды уже заставила его потерять себя. Целый год его жизни был подёрнут дымкой. Он не позволит этому случиться снова.

Он сделал долгий, судорожный вдох, почуствовал дуб, подпирающий спину, ветер на лице, чистый воздух в лёгких, услышал смех караванщиков, и выпустил воздух обратно.

Через какое-то время всё прошло, быстрее, чем вчера. Он побеждал. Осознание этого укрепило его решимость.

Сверху снова раздался шорох. Магадон поднял взгляд, чтобы увидеть не двоих енотов, а рядок из шестерых мордочек, глядящих вниз на него; по-видимому, мать и всё её потомство. Их любопытные, глазастые морды вызвали у него улыбку. Один из малышей забрался другому на спину и мать заворчала на них.

— Хорошо, — сказал Магадон. — Я пойду своей дорогой, но сначала перекушу.

Еноты продолжали разглядывать его сквозь листву своими поблескивающими глазами.

Магадон достал полголовки сыра и два яблока из заплечного мешка. По привычке он ел в одиночестве, чтобы не сближаться с караванщиками. Магадон не хотел вступать в товарищеские отношения. Он считал парней из каравана неплохими ребятами, но ему требовалась не компания, а возможность остаться одному и предаться размышлениям. По крайней мере, так Магадон говорил себе.

Еноты раздраженно запищали на него.

Магадон ещё разок откусил от яблока.

— Вам меня не испугать, — с улыбкой сказал он зверькам. — Я уже видел страшные глаза в листве.

Откусив от яблока в очередной раз, Магадон заметил чёрные, загнутые ногти, которые когда-то были его обычными ногтями. Он вонзил их в яблоко, чтобы спрятать.

Контакт с Источником необъяснимо изменил не только его разум, но и тело, каким-то образом взбаламутив кровь отца-архидьявола, что текла в жилах Магадона. Чем сильнее становилась сила его разума, тем больше тело походило на тело его дьявольского родителя. Как и его наклонности.

Вскоре после разлуки с Источником начались кошмары. В его сновидения вторгались Девять Адов. Во снах его душа горела, корчилась от боли, вопила в огненной яме, а дьяволы смеялись над ней. Со временем эти видения стали хуже. Магадон чувствовал, что они приближаются к кульминации, которая сведёт его с ума. Вот уже много месяцев он боялся спать.

Отчаявшись, Магадон пытался спастись от своего желания вернуться к Источнику и от этих снов, сначала прибегнув к выпивке, а потом, когда она не смогла достаточно затуманить его разум, к наркотикам. Он терял себя на многие месяцы. Сны не прекращались, жажда Источника не слабела, но он был таким отупевшим, что всё это тревожило его не так сильно.

Магадон едва помнил те дни. Он помнил, как в один из слишком редких моментов ясности решил послать мысленное сообщение Эревису или Ривену, своим друзьям, но ему не хватило храбрости. Наркотики не заглушили стыд из-за того, во что он превратился. Магадон не хотел, чтобы друзья знали об этом.

Кроме того, у каждого из них была своя тяжкая ноша.

В конце концов, видения Ада покинули его сны и стали возникать в часы бодрствования. Жертвоприношения мерещились Магадону на городских улицах посреди бела дня, в криках лавочников слышался голос отца, чудились дьяволы во тьме каждого преулка. Он погружался в безумие и не мог остановиться.

Кровь от крови моей, убеждал его отец голосом мягким, как калишитский шёлк. Я могу прекратить всё это и дать тебе то, чего ты хочешь, то, что тебе нужно.

Магадон не был уверен наверняка, что этот голос — настоящий, а не просто ещё одна галлюцинация, но соблазн он испытывал. Однажды ночью он проснулся в притоне, и рубашка была вся в крови — в чужой крови. Он знал, что должен сделать что-то, чтобы спастись — иначе умрёт, духовно, если не телесно.