Ирина Якимова - Либитина (СИ)

«Что дальше?» — этот же вопрос можно задать моей вечности. Погруженная в очередную иллюзию — слитости с природой, я продираюсь сквозь живой лес, оставляя кровавый след из убитого зверья, а трава и листья съеживаются и чернеют там, где их касается моя крылатая тень. Марионетки-волки и птицы волной следуют за хозяйкой, и вся живность разбегается в сверхъестественном ужасе с их пути — оттого-то так тихо вокруг…»

— Но моя мечта об исцелении для вампиров вовсе не иллюзорна, — заспорила я с апатией, опускающейся шалью на плечи вместе с тихим синим вечером. — Я еще докажу Эреусу… им всем. Пока не знаю, как, но докажу!

«…Докажешь ли? Теперь ты сама тварь, ты узнала их внутреннюю пустоту, постоянно требующую пищи — крови. Одни, как дикари, бездумно следуют ей и убивают по первому ее зову, другие, как Вако, пытаются управлять, развивать свои волшебные способности через нее, и совершают уже расчетливые, хладнокровные зверства. Которых из них ты хочешь исцелить? И нужно ли это делать? Захочет ли мир, чтобы они были исцелены? Ты бы хотела увидеть живым и счастливым, например, Алоиса Митто, погубившего твою дочь? А ты, ты сама, погубившая похожую юную девушку, заслуживаешь ли быть исцеленной?»

Я вздернула голову — и вынырнула из синего тумана апатии. На небе загорались первые, самые яркие звезды — маячки для странницы-ночи.

«Чего ты хочешь, Ариста? Только в одно слово!»

— Я хочу… понять, — прошептала я. Звезды согласно мигнули и расплылись перед напряженными уставшими глазами. В голове зашумело, может быть, от неудобной позы, а, может быть, опять от голода.

«Хочу понять? Да, действительно, я прежде всего хочу понять. Потерявшая все, ставшая тварью, видевшая немыслимые в прежней жизни злодейства, в глубине загрязненной проклятием carere morte души я все еще остаюсь наивной и милой леди Эмендо, которая до сих пор не может ПОНЯТЬ, что же с ней произошло, как так получилось, что она лишилась семьи и устроенной жизни в одну только ночь? И она хочет понять, почему до сих пор жив мир, равнодушно прошедший мимо ее трагедии! Где спрятано сердце его надежды? Или оно давно замолчало под горой страха?»

«Я победила свое внутреннее чудовище, и больше не боюсь смотреть вперед. Я вышла израненной из этого боя, но живой, не мертвой душевно тварью. И я поняла, чего хочу: я хочу, чтобы моя пустота была заполнена не ненавистью, как у многих тварей, а любовью, — подумала я и почувствовала горячую приязнь к Нонусу, тактично и в то же время безжалостно четко направлявшему и вовремя отводившему мою разящую руку. — Что ж, разобравшись с собой, я вполне могу заняться выяснением того, что нужно миру».

Я остаюсь сегодня посмотреть рассвет. Возможно, последний рассвет в своей долгой, странной вечности. Я выбираю поврежденную человеческую куклу, уставшую от вековой службы, и ставлю ее на уступе скалы недалеко от входа в главное логово. Ее глазам открывается предгорье: скалистые островки в серебрящемся инеем море травы и далекая речка на горизонте. Гряда тяжелых туч еще вчера днем уползла ниже, на развалины старой Карды. Тот же дождь, что омывал неподвижные лица кукол в сражении с отрядом охотников, поливает камни, когда-то бывшие дворцом Макты и крепостной стеной города. А перед глазами марионетки сейчас чистое синеватое небо. Угольки восхода тлеют на восточном горизонте. «Этот осенний рассвет будет яростен, как лесной пожар…» — думаю я и тут же кошусь на охотников, расположившихся на подступах к моему логову. Смертные еще не чувствуют слабого тепла солнца, они ежатся от холода у остатков костра. Десяток белых шатров, расставленных полукругом, издали напоминают камни, обозначающие место какого-то древнего капища. Двое дозорных негромко переговариваются у почти потухшего костра. Конечно, главная тема их беседы — я, таинственная Северная Кукловодша…Или Кукловод.

— Все-таки Либитина играет с нами, — уверяет один охотник, разумеется, тот самый упрямый спорщик с собрания. — Вспомни, что было в селении. Она легко уступила нам, а ведь могла бы убить на подступах к той церкви руками смертных.

— Жители селения не убили бы нас. Они не были армией. Не вооруженные, даже не зачарованные, — нерешительно возражает юный собеседник, но этим лишь дает новый козырь в руки спорщика:

— Да! Даже не зачарованные! А ведь Либитина могла бы направить их на нас, внушить цель убить. Мы бы победили, разумеется, но остались без защиты. Что ни говори, а Хортор блефовал в церкви: пострадала бы наша защита от убийства смертных, и еще как! А без защиты как сражаться с вампиром, трехсотлетним кукловодом?

— Почему трехсотлетним, Либитине всего полтораста, — робко поправляет собеседник, но спорщик его не слышит:

— Даже если не брать для рассмотрения смертных, остается заминированная церковь. Либитина могла взорвать ее вместе с людьми, выставив виновными охотников и также лишив нас защиты, но не сделала этого. А последняя шахта? От конечной камеры дальнего хода оставалось всего ничего до озера. Прорыв тоннель чуть дальше, Либитина могла бы затопить нас в шахте, а она ограничилась небольшим взрывом. Хортор, бывший к ней ближе всех, даже не пострадал. И, главное, этот взрыв открыл тайный проход в горах, прежде заваленный, который ведет на совершенно неизвестную, не отмеченную ни на одной карте пустошь… — вот эту! — он обводит рукой вокруг себя. — И мы опять бросаемся по заботливо указанному нам самой Либитиной пути. Это все ее игра, причем не скрытая, явная. Она просто издевается над нами! Путает, водит, а в конце хорошо, если посмеется и отпустит, а если убьет?! Думаешь, она на это не способна? При том же уровне риска за пять лет можно было Карду очистить от вампиров, а мы все пьесы Кукловода смотрим!

— Владыка вампиров не отдаст Карду, нам ее не очистить ни за пять лет, ни за двадцать пять. Тут, Хортор правильно говорит, мир нужно менять, — тихо замечает собеседник. — И неважно, играет Либитина с нами, или нет, он прав: она проиграет, потому что боится нас. Ее страх не игра, с этим ты не сможешь спорить, -

Они болтают, перескакивая с мысли на мысль, не продолжая, не развивая ни одну, так что завтра вряд ли вспомнят этот разговор. Поделились тревогой, сомнением, идеей — и ладно. Моя кукла чуть улыбается, глядя на них.

— Ты сомневаешься в том, что мы способны победить Либитину, а я… я тревожусь о другом, — говорит охотник помоложе и вздыхает.

— О чем?

— Зачем нам убивать ее? Либитина может стать нашим союзником, я верю. Она пожалела смертных в церкви, даже не зачаровала их, значит, ценит свободную волю. И пусть играет в свои сумасшедшие игры, при ее судьбе неудивительно, что она свихнулась. Но если б нам не войной на нее идти, а попробовать поговорить? Думаю, она приняла бы нашу сторону. Как для того, чтобы уменьшить число кровожадных собратьев в Карде, которых она ненавидит, так и затем, чтобы отомстить владыке вампиров.