Флейм Корвин - Вор и убийца (СИ)

В то же время самому распоследнему босяку дозволялось ходить средь бела дня вооруженным до зубов. Арнийское Сумеречье являло собой место опасное для людей, как и все другие земли на границе с Запустением. И, разумеется, оружный человек более склонен к бунту, чем бессловесный холоп.

Наша охрана осталась за таможней. Лишние глаза не нужны, тем более что Загорье отличалось от юга почти полным отсутствием разбоя. Хотя, признаться, управляться с лошадьми вдвоем очень неудобно.

Мы везли мушкеты. Прошлой ночью, еще до таможни, я незаметно для других выяснил содержимое ящиков. По моим подсчетам выходило, что в ящиках, груженных на лошадей, лежало пятнадцать десятков стволов этого новейшего оружия.

Мушкеты появились недавно, от аркебуз их отличал больший калибр и новый ружейный замок, увеличивающий скорость стрельбы. Никакая армия Большого Орнора еще не использовала мушкеты в заметных количествах. Цена каждого кусалась, и сто пятьдесят этих дорогих стволов в пересчет на серебро стоили целого состояния. Кому мы везли их, я не знал и, по правде говоря, это меня мало волновало.

— Ты не задумывался, почему по ту сторону гор Запустение не тревожит людей? — спросил я.

— Церковники говорят, что дыхание Тьмы, — тон Фосса сделался одновременно и насмешливым и пафосным, — останавливается их молитвами. А за горами обитают сплошь грешники-дикари да каторжане, и молитв всего святого братства на них не упасешься.

— Все это странно, — произнес я.

— Странно, — согласился бывший наемник, — но поразмышлять о том сможешь позже. Лошади опять сбиваются в кучу, а мы должны добраться до крыши над головой засветло. Застать ночь в пути опасно.

Растолкав уставших животных, мы продолжили путь.

Наши лошади приближались к небольшому городку с крепким высоким частоколом и дозорными башенками по всей окружности стен. За укреплением прятался Первый Приют.

У ворот с десятком стражников, вооруженных копьями и короткими аркебузами, толпились последние путники, спешившие укрыться от приближавшейсяя ночи за деревянными стенами.

— Успели, — облегченно вздохнул Фосс. Дорога за нашей спиной была пуста.

В ворота прошли без лишних проволочек и мзды, привычной по опыту общения с городской стражей из всех остальных виденных мной городов. Стражники в плоских железных шлемах и кожаных куртках с нашитыми металлическими бляшками бегло осмотрели наших лошадей. Но ящики не вскрывали. Старший десятка довольствовался бумагой, выписанной на таможне.

— Пропустить! — рявкнул он. — Да пошевеливайтесь, беременные мухи!

Во всем остальном десятник был настоящим стражником. Кому он адресовал мух, осталось загадкой, вполне может быть и нам, добропорядочным торговцам.

— Стань тут с лошадьми, — сказал мне Оливер. — Нас уже должны ждать. В 'Белой вазе'. Трактир средней паршивости, зато без проходимцев и карманников с улицы за столами. Я туда. Найду человека, которому поручено озаботиться нашим устройством на ночлег, и обратно.

Ворота выходили на небольшую квадратную площадь. В разные стороны расходились прямые мощенные булыжником улицы, на которых могли спокойно разминуться две телеги. Почти все дома бы двухэтажные и крыты добротной черепицей. У некоторых первый этаж сложен из оштукатуренного камня.

Обычный процветающий городок на пути оживленного торгового тракта, кабы не черты присущие именно Загорью. Все дома имели на окнах массивные ставни с запорами изнутри, их как раз сейчас активно затворяли. Многие подворья также были полностью обнесены крышей. Так, чтобы она переходила в забор. По сегодняшним разговорам с Фоссом выходило, что Первый Приют типичный городок Арнийского Сумеречья.

На улицах и площади полно фонарей. Фонарщики степенно переходили от одного светильника к другому, разжигая в каждом огонь. Местные жители определённо опасались темноты и не жаждали оставаться с ней наедине.

— … оно так, ночью здесь безопасно, — беседовали двое купцов-лекантийцев, которые прошли через ворота перед нашим караваном. Один из них втолковывал другому о Первом Приюте, — Запустение далековато, да стража ходит по улицам все ночь. Фонари к тому ж. Но береженного бог бережет, до рассвета без лишней надобности нос на улицу не суй.

Из ближайшего проулка протопали сапоги дюжины городских стражников. Те же копья и кожаные куртки, что и у охраны ворот. Стражники хмуро покосились на люд, мнущийся на площади и двинулись дальше, еще более мрачно пялясь то на тени в углах домов, то на вечернее небо. Городок напоминал крепость, готовящуюся к осаде.

Веселое местечко — это Сумеречье. А Запустение еще веселей?

Показался Фосс. Оливер шел в сопровождении грузного горца, в котором я узнал Акана — тюремщика, препроводившего меня в руки кардинала. От надзирателя в нем мало что осталось. Кожаная куртка, обитая по краям темным мехом, какую тут носит каждый второй; высокие сапоги, короткий меч и засапожный нож придавали ему облик настоящего горца.

— Я из здешних, — ответил он на невысказанный вопрос и представился. — Акан Рой.

— Дальше мы двинемся вместе, — произнес Оливер, — до самого конца.

Напоминание о цели похода отнюдь не согнало с глаз толстяка озорного блеска Сейчас Акан вызывал у меня симпатию, и дело даже не в том, что горец помог спастись от пуль: просто мне всегда нравились веселые толстяки. Я даже обрадовался, узнав, что он идет с нами.

Толстяк повел нас к 'Белой вазе'. Трактир с широким крытым двором располагался на пятой улице от южных ворот. Городок состоял как будто из одних постоялых дворов. На любой кошелек и вкус, роскошные трактиры соседствовали бок о бок с куда более скромными.

Судя по количеству гостиниц, горожане жили за счет приема путешественников и купцов на постой. Первый Приют являлся первым и единственным пристанищем на дороге от таможни вглубь графства.

Обеденный зал 'Белой вазы' оказался самым заурядным, такой же, как в тысяче других подобных заведений. Меж столиков в табачном дыму бегали услужливые девицы в белых чепцах с приятными округлостями за передниками. У выхода подпирал стенку вышибала с перебитым носом и пудовыми кулачищами. Хозяин таверны навис грудью над стойкой. Он аж лоснился от удовольствия, оглядывая полный, гудящий басом зал своего заведения.

Из кухни аппетитно тянуло, в животе заурчало. Я занял свободный столик и, похлебывая темный эль, любезно принесенный веселой молодухой, ждал своих компаньонов. Они устраивали лошадей и, зная мою неуклюжесть в обращении с этими упрямыми животными, сразу отправили меня сюда.

Посреди зала потасканного вида певичка бренчала на лютне что-то монотонное. Гостям представление нравилось, торговый народ одобрительно кивал словам незатейливой песенки о хитром купце и глупом бандите. А кроме купцов и их помощников в 'Белой вазе' никого и не было.