Евгений Решетов - Полночь - время колдовства

- Выродок, - выдохнул старик и упал.

Он начал меняться. Шаман превращался в мумию гораздо медленнее, чем какой либо умирающий от суджере виденный мной ранее человек. Он медленно старел. Его кожа стала похожа на древний пергамент, глаза мутнели, но все так же яростно смотрели на меня. Он раскрыл оскаленный крошащимися зубами провал рта и попытался выговорить какое-нибудь умерщвляющее заклинание, но ему не хватило времени. Язык, губы, мышцы, мясо иссохли настолько, что не позволили ему этого сделать. Шаман умер.

Я как истукан стоял с раскрытым ртом и не мог пошевелиться. После смерти шамана я спохватился, подобрал книгу и бросился к рубину. Бокал разбился, и он лежал в луже красной жидкости. Я подобрал его. Жидкость пахла кровью. Я вытер рубин об одежду и сунул в карман. Книгу спрятал за пазуху.

В это время в комнату вбежали паладины, и прозвучал взрыв. Заклятия шамана работали даже после его смерти, так как источник силы был еще полон и не отрезан от них.

Я почувствовал, как мои ноги отрываются от камней башни, и я куда-то со свистом лечу, потом сильный удар и темнота.

Дивный лес щебетал голосами ярко раскрашенных птиц. Они прыгали с ветки на ветку и выводили приятные уху рулады. Их мало что заботило в этом мире кроме песен. Листья могучих деревьев шелестели на ветру, вторя птичкам и создавая неповторимое сочетание звуков. Летнее солнце высоко застыло на голубом небосводе, яркими лучами согревая высокую, изумрудную траву. Я брел по ней, ощущая неповторимую мягкость под босыми ногами. В воздухе разлился аромат пахучих цветов и сырой земли.

Внезапно налетел порыв ветра и ласково прошептал:

- Ты умер.

Я раскрыл неподъемные веки и дикими глазами начал осматриваться. Вокруг хозяйничал огонь. Он полыхал на руинах того самого дома, с которого я перенесся на башню. От дома осталась лишь одна стена, возле нее я и лежал, наполовину засыпанный колотым песчаником. В клубах удушливого дыма на месте башни, зияла глубокая воронка. Разметало всё, вплоть до первого этажа и подвала, если он был. Рядом с воронкой лежал перевернутый колокол и горящие брусья.

Я почему-то смотрел на колокол и пытался встать. Тело не слушалось меня. Я не мог пошевелить не ногой, не рукой, только в груди, будто раскаленной кочергой орудовали. Я скосил глаза и увидел огромную, кровоточащую дыру. Сквозь обломки ребер, было хорошо видно, как остановившееся сердце вновь набирает обороты, разгоняя кровь по венам. Конечности начали слушаться меня. Я как в трансе приложил к страшной ране непослушную, обгоревшую руку, пытаясь остановить кровь и восстановить тело. То, что в этот миг происходило в моей голове нельзя описать никакими словами. Дыра вдруг начала затягиваться новой плотью, выталкивая осколки песчаника, кости с треском вставали на место. Я почувствовал, как неведомая энергия струится сквозь мое тело, и ощутил нарастающую вонь. Ее начало исходило из кольца матери. Оно истончалось на моем пальце, заживляя страшную рану, пока совсем не исчезло.

Я разгреб заваливший ноги песчаник и, пошатываясь, встал. Будто в бреду побрел прочь от башни. Глауану горел, ярко освещая сумерки и разгоняя мрак. Люди сражались друг с другом. Равнинники еще держались. За ними оставалась площадь. Я шел, полз, убегал от страшного места, в противоположную от имперской армии сторону. Те, равнинники, что бросили защищать город, прорывались сквозь кольцо имперских солдат в сторону Свободных Земель. Я был среди них. С неимоверным трудом создав заклинание хамелеон, я брел по улицам натыкаясь на сражающихся. Улицы были залиты кровью. Я поскальзывался и падал, пачкаясь в чужой крови. Возле ворот из города бушевала жаркая сеча. Я подхватил саблю и, раздавая удары направо и налево, выбрался из пылающего города.

Впереди была равнина, свобода. Не выпуская окровавленную саблю из руки, я побежал вперед, туда, где никто не будет меня искать, в Свободные Земли. Прощай граф Артур фон Скоца, прощай ведьма Ветус, я больше не твой. Я ощущал какие-то изменения в себе. Не в физическом теле. Я больше не чувствовал смертельных объятий, что довлели над моим сердцем. Заклятие Ветус исчезло. Один из нас умер. Точнее был мертв, а сейчас спешит к своей свободе, падая и снова вставая.

Следующим утром около ворот дымящегося города стояли пять человек и разговаривали.

- Фалк, соберись, не плачь. Он точно сказал, что пойдет в башню? - произнесла леди Женевьева Сонбаденская, держа шлем на сгибе руки.

- Да, - сквозь всхлипы ответил парень, не отнимаю рук от лица.

Леди Женевьева отвернулась и спросила у графа Артура:

- Вы разговаривали с паладинами, что они говорят?

Он пожевал губы и произнес, глядя куда-то вдаль:

- Башня превратилась в руины. Там под завалами теперь никого не найдешь. Рядом была обнаружена ужасно обгоревшая мумия, судя по остаткам одежды это их великий шаман, его убили так называемым зубом дракона. Одежду опознали равнинники. Следов адъютанта Горана нет. Если он был в башне, то наверняка погиб. Вам повезло леди-рыцарь, что вы буквально несколько метров не дошли до нее. Сейчас там столько трупом и искореженных доспехов, что даже тела солдат тяжело опознать. Смерть всех нас уравнивает. Теперь там не различишь, кто свой, а кто чужой, а кто Горан сын Белогора.

- Башню разорвало на кусочки, на наших глазах, - протянул Харник, вытирая кровь, сочащуюся из множества порезов на лице. - А потом еще равнинники отбили площадь, и мы до самой ночи не могли подступиться к ней, пока их сопротивление совсем не ослабло. Жаль парня если он погиб.

- Господин Горан был вооружен зубом дракона. Кто кроме него в городе мог желать смерти великого шамана? - проговорил Фалк грустно. - Это он убил шамана и спас армию. Он так отважно бросился в самое сердце этого города, чтобы предотвратить неминуемую гибель армии.

Переводчик опять захлюпал носом и уткнулся в ладони.

- Ты прав, - громыхнул Георг. - Светлая ему память.

Граф Артур пожевал губы и нехотя произнес:

- Сегодня ночью из Кар-Караса прибыл инквизитор. У него есть веские причины подозревать Горана в колдовстве.

Недоумение застыло на лицах людей. Слова полковника произвели удивительный эффект, лишивший их дара речи. Челюсть Фалк упала куда-то на пыл равнины. Брови леди Женевьевы вознеслись к самым волосам. Кривоносый имперец подавился воздухом. Только Георг остался невозмутим.

Харник с трудом прохрипел:

- Нашего Горана, упокой Единый его душу?

Граф кивнул.

- Я знаю только то, что у инквизитора есть свидетель, описавший внешность колдуна, а один из стражников на воротах, признался, что выпускал этого человека ночью из города.

- Это человек точно был Горан? - проговорила, нервничая леди Женевьева.