Ульяна Каршева - Слепой охотник (СИ)

А вот как на священных землях разок не поохотиться?

Елени здесь непуганые кормятся, а какие жирные! А всё потому, что никто не осмеливается сюда заходить. Богов волховских боятся. Принести одного такого жирного — три семьи с месяц жить сытно будут, долго протянут на одном только жидком вареве с мясными кусочками…

Ремень дёрнулся, а руки ослабели так резко, что охотник не удержал равновесия и снова свалился, чуть не ударившись головой… Полежал, тая дыхание: а вот услышат-то? Снова сел, уже свободней. Тихо вокруг. Встал и, крепко изогнувшись, перевёл связанные руки вперёд. Посидел, ссутулившись, и снова вцепился зубами в узел на руках. Этакой-то верви ему не перегрызть, а вот узел здесь толстый, хороший, чтобы развязать суметь… Чуть верхний зуб не сломал, пока тащил один виток. Но ничего, Святобор и впрямь помог своему охотнику.

А вот с повязкой на глазах беда… Пропитали хитрые волхвы повязку чем-то клейким — не сдерёшь, разве что с кожей вместе… «Ничё, — буркнул охотник про себя. — И мы не лыком шиты… Святобору, помогай! Жертву тебе дам погуще, как выберусь…»

Первым делом охотник нащупал каменный столб, к которому только что был привязан. Ага. Сидел он спиной к нему. Только вот… Не отошёл ли в сторону? Нет, он сидел между столбом и костром. И огонь — вот он. Охотник протянул руку — и пламя обожгло кожу. Всё правильно — выдохнул охотник с облегчением. Значит, идти подальше от того места, куда ушёл волхв Демьян, — это идти в противоположную сторону от столба каменного.

Будучи и так невысоким, охотник ссутулился и, через пяток-другой шагов непрестанно напоминая богу Святобору, что нуждается в помощи, осторожно двинулся вокруг столба, а дальше и за столб. Насторожённо нащупывая поверхность земли ногой, он сожалел лишь об одном: заповедные места с еленями выучил неплохо, а вот место обитания волхвов не удосужился припомнить, где да как всё у них расположено. Пока он твёрдо знал, что идёт по выложенной мелким камнем тропинке.

— Ты хроменький? — звонко спросили чуть справа.

У него от этой звонкости сердце чуть не оборвалось. Прибегут же!

— Нет, не хроменький, — ответил он.

— Глаза болят, да? — уже участливо спросили ближе. — Пойдём, я тебя провожу.

Горячая маленькая ладошка ухватила ладонь охотника.

— Мне в деревню бы, — торопливо попросил он.

— А я знаю, где это! — звонко сообщил голосишко, и его руку потянули куда-то вперёд. Поскольку эта тяга соответствовала пока нужному направлению, он подчинился.

Девочка шла рядом, болтая с удовольствием, потому что надо было заботливо объяснять слепенькому бедолаге, где какие преграды и препятствия. Вот, например, ручей перейти здесь можно, если сделать широкий шаг. А вот здесь осыпь каменистая, на ней, не ровен час, и поскользнуться можно…

— А чья ты? — Охотник проглотил окончание реплики: не здешняя ли? Поскольку последнее и так ясно.

— А ведуньи Рады дочь, — беззаботно отозвался ребёнок. — Имени нет ещё, а прозванье — Агния.

— А что так прозвали-то?

— А волосы мои как у светлого огня. А ты как прозываешься?

— Живко, — соврал он. Расскажет ещё дитя неразумное, как провожало пойманного волхвами охотника. И девчушке попадёт, и его быстро найдут.

— А почему ты, Живко, тряпочки не снимешь? Глазки заболят?

— Да не знаю я, как снимать их!

— Ой, а я знаю! А ты сядь-ко вот здесь, где дерево срублено. На пень этот. Во-от. И сиди. А я сниму тебе тряпочки.

Охотник сидел, чувствовал, как крохотные ручонки копошатся, снимая волховскую повязку, и напряжённо ждал, что вот-вот кто-то из взрослых волхвов подойдёт да прикрикнет на малявку, а его самого за шкирку потащит назад для наказания.

… Женя выбирался из яркого сна долго, рывками. А когда проснулся, сообразил, что зря. Сонное состояние быстро пропало. Слишком бодрое настроение заставило пойти на кухню, чтобы выпить воды, что иногда помогало снова заснуть. А здесь, на кухне, уже попытался разобрать свой сон по косточкам. Он не большой мастак растолковывать сны. Но в сегодняшнем есть общие для всех снов символы-элементы…

— Итак, у меня были закрыты глаза. Это что? Впечатление от сегодняшнего вечера, когда меня фарами ослепили? Повязка тоже… Ну, что в живот получил — тоже понятно.

Он немедленно вспомнил охоту на загонщиков, вспомнил, как схватили их, чтобы отнять хотя бы у одного личные вещи для Ирининого гадания. Подраться пришлось не на шутку. Думали одного в подсобку затащить, а получилось — втащили двоих. Драчка та ещё была… Задумчиво поднёс стакан с водой к губам. Машинально потрогал царапину на скуле. Не хило ему врезали тогда…

Нет, в памяти, как ни странно, элементы сна отчётливы, хотя обычно бывает наоборот. Костёр. Каменный столб за спиной. Он на коленях. Как это всё понимать? Неужели всё, что с ним сегодня было, отразилось во сне? Нет, костра он не помнит. Разве что опять вспомнить обжигающе мощный свет фар? Каменный столб — это камни на Арбате. Демьян во сне стукнул его. Реальный Демьян тоже не отказался бы и не только стукнуть… Нет, непонятно, как прочитать этот быстрый, но очень логичный сон.

Женя решил, что он слишком зацикливается на том, что сон подчинён сегодняшним событиям. Возможно, в этом сновидении отразился целый винегрет впечатлений последних дней, причём — в очень необычной форме.

— Спать, — пробормотал он и вздохнул. — Спать — и никаких…

Он снова уснул, постаравшись перед уходом во тьму вызвать перед глазами образ Ирины. Он думал абстрактно, но Ирина появилась перед ним той, что была в подъезде, — с шалью на плечах…

А потом она исчезла — и снова перед глазами всё закрутилась. В полутёмных коридорах-переходах двигались какие-то люди, в которых он только было начинать узнавать знакомые черты, а люди вдруг уходили… Совсем уж мельком видел высокий, вытесанный камень, на котором начертано было имя Святобора — во сне он вспомнил, что это славянский бог, покровитель охотников. Видел себя (со стороны?) одетым в светлые длинные одежды и явно правящим перед камнем какой-то обряд — в одиночку… И, перед тем как совсем уж уйти в глубины сна, Женя поймал мысль о том, что так и не узнал, успела ли та девчушка размотать тряпки на его глазах…

Утром он проснулся необычно активным. Быстро пришёл в себя, быстро позавтракал. И так поспешно побежал в мастерскую, словно боялся, что больше туда не попадёт. Истратил последние акварельные листы, быстро и лихорадочно зарисовывая всё то, что видел в первом сне.

А когда лихорадка закончилась, он пожал плечами и быстро набросал портрет Ирины. Отошёл, поставив его на мольберт. Кивнул.

— Будешь встречать меня каждый раз, когда вернусь домой, — предупредил он портрет.

А через полчаса он подъехал к её подъезду и позвонил по мобильному.