Эшли Дьюал - Смертельно безмолвна

— Нет, — я рассеянно передергиваю плечами, — нет, нет, Джил, не надо!

Срываюсь с места, наваливаюсь на мужчину и отталкиваю его от себя.

Джиллианна хорошо стреляет. Я сам ее учил стрелять. Я знаю.

— Джил, стой!

Несусь. Несусь со всех ног. Прорываюсь к ней, словно она — единственный источник света, словно она — оазис, посреди мертвой пустыни. Я бегу к ней, бегу! И вытягиваю руку как раз в тот момент, когда Джиллианна сводит брови и решительно выпускает тетиву.

— Нет!

Стрела свистит в воздухе. Она проносится рядом с моим лицом, летит вперед, минув искореженные от злости и ярости лица доминиканцев, минув Джейсона и алтарь. Стрела с невероятной скоростью парит в волшебном свете, который прорывается сквозь витражи, и она вонзается в женскую грудь, насквозь пробив ребра.

Все замирают в безмолвии. Я замираю в ужасе. Отшатываюсь назад, будто пробитый автоматной очередью, и сипло втягиваю воздух. Нечто подобное делает и Норин Монфор.

Стрела в ее груди не позволяет ей дышать. Женщина хватает дрожащими губами воздух, и леденящий душу ужас вспыхивает в ее небесно-голубых глазах. Но она не сходит с места.

Норин Монфор продолжает стоять перед Ариадной, закрывая ее своим телом, она не могла иначе, она не сомневалась, не думала. Она касается бледными пальцами крови, что, скатываясь по ее свитеру, превращается в овальное пятно, и падает.

Я перестаю дышать, что-то ломается во мне, что-то взвывает нечеловеческим рыком. Но я не могу произнести и слова. Никто не может. Молчание. Ари встает на ноги, не знаю, откуда она находит силы. Но она встает. Смотрит. Не шевелится. Ее глаза заполняет мрак, я уже видел нечто подобное. Видел эту черную дрянь, которая лишала Ари рассудка. Но в следующее мгновение происходит нечто удивительное. Ошеломляющее.

По бледному лицу Ариадны неожиданно начинают скатываться угольные слезы.

Я подаюсь вперед в состоянии неподвластном описанию. Я хочу ринуться к ней, и я должен это сделать. Но мои ноги врезаются в землю, когда Ари, схватившись пальцами за лицо, испускает неистовый вопль, который отдается в уголках церкви звонким эхом.

Я резко отворачиваюсь. Она кричит, сдавливая ладонями виски, и я зажмуриваюсь, я не могу это слышать, не могу, не могу. Сломленный, мертвый голос девушки разрывает во мне каждый орган, обнажает каждый нерв. Я смахиваю пальцами пелену с глаз и нахожу в себе силы вновь посмотреть на Ари, и ссутулюсь. Ари, пожалуйста, я рядом! Я делаю шаг, а потом отворачиваюсь, потому что она валится на колени и закрывает ладонями лицо. Не могу заставить себя подойти ближе. Мои руки опускаются, словно во мне не остается сил.

— Норин? — Доносится голос Джейсона. Я поднимаю подбородок, а мужчина зовет ее.

Наверно, он не понимает, не хочет понять, что ее больше нет.

Джейсон начинает часто дышать. Резко поводит плечами, отворачивается, сжимает в кулаки пальцы и зажмуривается, как будто пытается бороться с тем, что сильнее его.

Мне становится не по себе. Мне становится чертовски не по себе.

Я уверенно иду к напарнику, но торможу, едва из его горла вырывается волчий вой.

— Твою мать.

Я никогда не видел оборотней, никогда не осознавал до конца, что обозначают слова Джейсона о том, что с ним не стоит связываться… но сейчас, когда он сдирает с себя кожу, становится в разы больше и покрывается черной шерстью, я понимаю, что дела плохи. Я в панике отшатываюсь назад и перевожу взгляд на Ариадну. Она сидит над телом тети. И от ее пальцев, то и дело, отскакивают красные искры. Здание содрогается от грома, что резко и внезапно раздается за окном. Пол под ведьмой начинает шевелиться, и, в скором счете, покрывается тонкими трещинами, которые, словно паутина, расползаются по церкви.

Все вышло из-под контроля. Абсолютно все! Теперь я должен остановить Ариадну и привести в чувство Джейсона, что кажется мне полным безумием, ведь мы не проиграли.

Мы потеряли Норин Монфор. Этой женщины больше нет.

— Ариадна, нет! — Восклицаю я и срываюсь места. Здание скрипит, звучит очередной раскат грома, и витражи разом ломаются, обрушив на нас дождь из острых осколков. Мне становится дико больно, и я морщусь от боли, но не перестаю бежать. Все это неважно. Не сейчас, не позже.

Я должен помочь Ари. — Пожалуйста! — Стены покрываются трещинами, и церковь стонет, словно подстреленное животное. — Остановись, не надо!

Я бегу к ней, видя, как огонь вспыхивает на ее руках, как она обезумевшим взглядом пялится на свои ладони и неожиданно приближает их к своему лицу.

Что она собирается сделать? Что, черт возьми, она творит?

— Нет, — восклицаю я, вспомнив слова Хэйдана: «она извинилась, а потом схватилась ладонями за лицо и сожгла себя заживо». — Ари, не делай этого!

Я перегоняю ветер, время, но внезапно на меня наваливается нечто тяжелое.

Я отлетаю к стене и отпружиниваю вперед, пытаясь удержать равновесие.

— Что за…

Хочу выпрямиться, но через секунду меня порывисто впечатывают обратно.

Приподнимаю голову и вижу перед собой желтые глаза и клыки. Человеческое лицо, изуродованное животными чертами… Это Джейсон. В его когтях застряло человеческое мясо, с его клыков скатываются слюни и густые полосы крови. Он размахивается, зарычав так громко, что у меня закладывает уши, а затем проходится когтями по моему лицу. Боль вспыхивает адская, и я испускаю стон и зажмуриваю глаза: дерьмо! Я ударяюсь головой о стену, чувствую, как кровь скатывается по лицу, заливает глотку, и рычу:

— Это же я, кретин, — раскрываю глаза, — это я, Джейсон!

Оборотень впивается когтями мне в шею, дырявя кожу, будто тесто, а я повторяю:

— Это я! Это, черт возьми, я!

Он меня не слышит. Берется руками за мои плечи, тянет на себя, а затем вновь грубо ударяет о стену. Дерьмо! Словно безвольная кукла, я хриплю в его руках, давясь своей же кровью, а он продолжает рычать, не подавая признаков человека. Он бьет и бьет. Голова в очередной раз наполняется шумом, ненужными воспоминаниями, и я повисаю в его руках.

— Джейдан, — срывается слабый шепот с моих губ, — Джейдан, остановись.

Оборотень замирает. В его ярко-желтых глазах вспыхивает нечто странное, и он так близко приближается, что я чувствую запах человеческой плоти, смердящий из его пасти.

— Это я — Мэттью, — повторяю я, только тверже и громче, а потом хватаю его за плечи и сильно сдавливаю в трясущихся пальцах. — Это я, черт возьми, и ты не перегрызешь мне глотку.

Услышал? Не перегрызешь, сукин сын. Я так не умру, Джейдан Соннер, не умру!

Оборотень внезапно импульсивно отстраняется и расставляет в стороны руки. Он на меня глядит сосредоточенно и настороженно, наверняка, обдумывая вариант, при котором он вырывает сердце из моих ребер. Но я решительно стискиваю зубы.